— Пусть Акимов сам пашет за эту зарплату, а с нас хватит грыжу здесь наживать бесплатно! — услышал я и подумал: «Вот, они, бетонщики…» Представил себя таким же грязным, в брызгах раствора. У ворот огромного, обшарпанного здания бетонного цеха я остановился и выбросил скомканную бумагу. Ветерок подхватил её, погнал по снегу. Какое–то время я внутренне боролся с собой: поднять — не поднять. Вот подниму и буду жить в общежитии, зарабатывать деньги. Не подниму — новые скитания ждут меня. Пока я раздумывал, ветер загнал бумагу под груду бетонных плит, откуда её не достать при всём желании. Я без сожаления повернулся и зашагал прочь от предложенной мне жизненной перспективы.

Ещё неделю болтался по улицам Новосибирска, тщетно пытаясь найти работу с общежитием. Из комнаты техникума меня выперли. Ночевал всё в том же шифоньере в бытовке, пробираясь в неё незаметно для вахтёрши через разбитое окно в туалете. До той поры, пока на моей спине не переломилась швабра уборщицы. Пришлось ошиваться на вокзале, коротая ночи у батарей парового отопления рядом с вонючими нищими, пропойцами, бездомными калеками. Это сейчас вокзалы блистают мрамором, сияют чистотой, в них не пускают безбилетников и неопрятных, сомнительного вида граждан. А в ту пору вокзал являлся пристанищем всякого сброда, рассадником инфекций, преступности, хаоса.

Как я избежал беды, не влип в какую–нибудь неблаговидную историю, не связался с кишмя кишащими там уголовниками и проходимцами всех мастей — ума не приложу!

На вокзалах я большей частью заводил разговоры с матросами, солдатами, курсантами военных училищ. Меня тянуло к ним как магнитом. Я завидовал им со страшной силой и мечтал об одном: поскорее призваться на военную службу.

Чтобы не умереть с голоду, я продал в комиссионке свою гармонь. За бесценок. Об этом глупом поступке сожалею всю жизнь. Что имеем — не храним. Потерявши — плачем. Это обо мне. Гармонь, подаренную отцом, не сумел сохранить. Эх… Но разве одну эту глупость совершил я?

Ноги, помимо воли, упрямо несли на проспект Дзержинского, к проходной завода со скучным названием «Почтовый ящик». В тайне души я надеялся встретить Ольгу. Толпы людей валили с работы, но Ольги среди них не было.

От ежедневных безнадёжных скитаний по замкнутому кругу — завод — милиция — завод — я настолько ослаб, исхудал, что едва таскал ноги. Можно было вернуться домой, в Боровлянку, но с какими глазами? Родители, ведь, думали, учится их сын в техникуме. Мастером на заводе будет, специалистом. Да и что бы я стал в Боровлянке делать? Сидеть на шее родителей, дармоедничать? Или, впрямь, в колхозе быкам хвосты крутить? Пастухом быть, рабочим скотного двора? В лучшем случае, на трактор посадят. Землю пахать, хлеб растить, конечно, не зазорно, почётно даже. Но стыдно будет с Тоней встретиться. Натрепался про море, про военные училища и вдруг — нате вам! Тракторист! Нет, обратно путь заказан.