Среди этих надежд и опасений один маркиз оставался равнодушным ко всему: время и события перестали для него существовать с того страшного дня, как он лишился рассудка. Несчастный старик был погружен в ужасное воспоминание о своем последнем поединке без свидетелей и повторял вновь и вновь слова, сказанные ему графом Морне. Слабый, как ребенок, он повиновался малейшему жесту жены, и твердая непоколебимая воля этой женщины полностью владычествовала над его инстинктом, пережившим волю и рассудок. В этот день в образе его жизни произошла большая перемена. Вместо маркизы к нему явился камердинер, на него надели мундир, ордена, затем жена вложила ему в руку перо и велела написать свое имя. Он спокойно повиновался, совершенно не представляя себе, для какой роли его готовят.

Часа в три на дворе прогремела коляска, и стук ее колес совершенно по-разному отозвался в сердцах трех человек, которые ее ожидали. Эммануил тут же выбежал из своей комнаты и бросился встречать своего будущего зятя. Лектур проворно выскочил из коляски. Он останавливался на последней станции, чтобы переодеться, и явился с дороги наряженным по последней моде. Привыкнув к общению с женщинами, он знал, что женщины почти всегда судят по первому впечатлению и ничто не может изгладить из сердца того чувства, которое возникает у них при первом взгляде на мужчину. Впрочем, надо отдать справедливость барону: он был так ладен и хорош собой, что девушке со свободным сердцем трудно было бы остаться равнодушной к нему.

– Позвольте, дорогой барон, – любезно склонился перед гостем Эммануил, – пока мать и сестра еще не приходили, показать вам старинный замок наших предков. Посмотрите сюда. – Он остановился на верхней площадке крыльца и указал на башни. – Вот это выстроено при Филиппе Августе и отделано во времена Генриха IV.

– Клянусь честью, – Лектур с восхищением оглядел замок, – это бесподобная крепость! От нее на три мили вокруг разливается запах баронства, такой, что хватило бы на пару откупщиков. Если бы, – продолжал он, вслед за графом входя в гостиную и направляясь оттуда в картинную галерею, – если бы когда-нибудь мне вздумалось подражать нашим предкам и сделаться независимым, я бы попросил вас уступить мне этот восхитительный замок… И разумеется, с гарнизоном, – прибавил он, взглянув на длинный ряд портретов.

– Да-да, – Эммануил заметил его взгляд, – ряд наших предков тянется на семьсот двадцать пять лет, и все они остаются здесь, рядом с нами, хоть уже давно обратились в прах. Этот длинный ряд начинается с рыцаря Гугона Оре, который участвовал в крестовом походе Людовика VII, и проходит через мою тетку Дебору, которая, как вы изволите видеть, примыкает к последнему потомку старинного рода, вашему покорнейшему и послушнейшему слуге Эммануилу д’Оре.