Он окликнул охранников — один из них, самый высокий, тотчас явился. Майор закричал:

— Трансформаторная будка! Живо!

— Опробовали! — ответил солдат. — Там не может быть, она под напряжением, господин майор. Я приказал одному русскому открыть. Так он сразу же обуглился.

Майор скривил губы: «Точно, Крамер водил меня за нос, вымогал. Надо быть тверже и потоньше. Ибо в этой войне и тупицы начинают понимать наше положение на фронтах».

— Хорошо! — сказал он солдату. — Идите в мою машину и ждите за воротами. Ганс, садись на свое место, — кивнул майор Вульфу и, не задерживаясь, направился к выходу. Он уже открыл тяжелую, железную дверь, как вдруг обернулся: — Господин Вульф, я имею виды на фрау Гизелу. Она богатая вдова и прямая наследница капиталов Адема. Так ты уж тут гляди, чтоб было все в сохранности. А я потом тебя не обижу. Имею честь!..

Было уже светло, наступил день, когда ефрейтор Вульф, весь в поту от пережитого, выбежал во двор, чтобы убедиться, не задержался ли там майор Нагель со своим отрядом. Солдаты военизированной охраны покрикивали на бредущих невольников. Наконец двор опустел, ворота закрылись. Вульф вернулся в контору. Подошел к щиту сигнализационной связи, открыл в нем маленький, размером со спичечный коробок, щиток и прильнул глазом к образовавшемуся отверстию: все трое — и лейтенант Крайцер, и майор Сучков, и капитан Марина Сукуренко — были на месте, в трансформаторной будке, и одетые в форму вермахта. Вульф догадался — и прошлой ночью они были на задании. Марина вкладывала радиостанцию в свой фанерный чемодан, Сучков, склонившись над картой города, делал какие-то пометки.

Вульф закрыл отверстие отодвинутой деталькой щита связи. «Надо им уходить отсюда, да поскорее. Их могут запеленговать. Да и Нагель не оставит в покое. Он имеет среди охраны своих осведомителей».

О Крайцере Вульф меньше беспокоился. «Густав дома, он город знает… А вот Марина и Сучков, им труднее. — Вульф поднял взгляд на вмонтированный в щит отключатель тока высокого напряжения. — Сумел же я создать это устройство, чтобы входить в будку без всякого риска. Думай, думай, Ганс!» — подгонял он себя в поиске нового места базирования русских. Больше всех тревожила его судьба Марины, может, оттого что она сама относилась к нему с большим сочувствием. Однажды ночью, когда она, немного приболев, не смогла идти на разведку в Зюйдпарк и осталась одна в этом убежище, он пришел к ней с котелком супа. Она поела и, положив ложку, спросила: «Гансик, скажи мне, как это тебе удается все время викать и перед своими солдатами и перед начальством? Ведь это мучительно!»