— Мама, что ты, что с тобой?! — приподнялась Адель. — Ты плачешь?
— Ада, ты очень
— Кого это? — удивилась Адель.
— Его... Ледоколова?
— Послушай, мама! Уж ты не сама ли изволила? — засмеялась Адель. — Все это так подозрительно...
— Ах, Ада, люби его... А я, со своей стороны...
— Знаешь, что, мама, я тебе посоветую: ложись спать и перед сном выпей два стакана холодной воды!
— Ада, я и сама, чувствую, что делаю глупость... Тем более, что в мои лета — почти ведь под сорок...
— Сорок восемь! — поправила Адель.
— Но ведь ты знаешь мой впечатлительный, нежный, легко увлекающийся темперамент…
Адель сняла со своего плеча руку Фридерики Казимировны (она была такая горячая, влажная, а ей и без того было жарко) и засмеялась ровным, беззвучным смехом.
— Что же, ты мне соперницей быть хочешь... да? Ха, ха, ха! Ну, хочешь, я тебе уступлю его добровольно, хочешь?.. Слушай, ты это в один вечер сегодняшний или еще прежде?..
— Нет, Ада, ты меня не понимаешь. Я вижу, ты еще не знаешь совсем своей матери. Любите друг друга, — любите, будьте счастливы, а я, со своей стороны, буду счастлива уже тем, что буду любоваться на вас, жить вашей жизнью. Насчет Ивана Илларионовича это можно очень удобно устроить. Он даже не будет и подозревать... Я это беру на себя!
— Мама, я спать хочу! — отодвинула кресло Адель. — Ступай к себе! Ну, ступай же!..
Она почти вскрикнула последнее: «Ступай же!» В эту минуту все: и Лопатин, и Ледоколов, и Фридерика Казимировна, и даже она сама, — все показалось так гадко! Ее красивые брови опять сдвинулись вместе, образовав грозную складочку над переносьем.
— Ну, Господь с тобой! — нежно приложилась губами к плечу дочери Фридерика Казимировна и плавно вышла из ее комнаты.
— Нет сна, нет сна! — декламировала она, остановившись на террасе и вдыхая полной грудью ароматный ночной воздух. — Ночь так прекрасна!
Она опустилась на ступеньки и принялась мечтать. Ярко-зеленый четырехугольник завешанного шторой окна спальни Адели мгновение погас.
— Нет сна! — шептали губы мадам Брозе.