— Юлия Адамовича! Как же, и его знаю!

— Юлия Адамовича, вы говорите? Так, литера Ю действительно: «Ю. Бржизицкий», так, так.

— Да он сейчас здесь был. Вы должны были с ним встретиться: только что перед вами выехал!

— Полный такой, круглолицый, весь в белом?

— Он самый!

— Как же, встретились, точно, любезный господин: «Обронили-с!» говорит, а я ему: «Покорнейше благодарю, сам видел». Узел тут с тряпьем, ящик в повозке дырявый... Как же, встретились. Так это он самый и есть?

— Да, Юлий Адамович Бржизицкий, поверенный и компаньон Станислава Матвеевича!

— Гм! Будем знать, каков он из себя видом... Пожалуйте еще стаканчик!

— Не лишнее ли? Так у вас к ним и дело есть? Что же, по коммерции или так, административное?

Хорунжий Дрыгин долго силился, чтобы отчетливо выговорить последнее слово, и даже крякнул от удовольствия, — знай, мол, наших!

— А как придется. Оно, пожалуй, что коммерческое, а то и до администрации может коснуться, как выгорит... Лейте больше!

— Да вы-то что же сами? Позвольте-с, какое же такое дело-с?

— А такое, что секретности требует, — так-то-с!

— Конфиденциальное-с! Так сказать, инкогнитное... Долей, брат, самовар, да подбавь угольков... Разве яичницу с сухарями сработать?

— Не дурно бы!

— Мы ее, знаете, с луком...

— Первый сорт!

— Эй, позови тетку Марью!.. Да мы не переберемся ли на мою половину? А то, знаете, ежели, знаете, вплотную...

— Да, оно здесь немножко людновато!

— Сап-фасонисто очень... милости просим!.. Фу, ты, дьявол, эк качнуло!