«Земляк, друг! Простите меня. Не мог я тогда поступить иначе. Теперь все знаю. Я и так вам верил, но медицина мне все подтвердила окончательно и поставила в этом вопросе точку.

Спасибо вам, что отбили мне жизнь. Если надо, снова отдам ее за наше дело. А если суждено мне будет сохранить ее до победы, то, надеюсь, встретимся, и я вас поблагодарю русским спасибо на русской земле. В случае чего непременно сообщите все, что знаете про меня, матери. Могу открыться, сколько позволяют условия: не только земляк ваш, но и сын той, которую вы хорошо знали. Мы с ней о вас никогда не говорили, но за ее горе вы приняли своего стыда предостаточно. Не мне вас попрекать.

Что касается „Могилы гладиатора“, то господин Г. получил от нас по заслугам и занял прочно место там, откуда опять восстал гладиатор. Чужая, ворованная слава никому еще долго не светила. Возвращаю ее вам по принадлежности.

Артем Иванович поспешно отвел руку, державшую этот листок, в сторону, чтобы не залить его неудержимо хлынувшими из глаз слезами.

Вот как отплатил с лихвой Незабудному тот, кого он в крови и лохмотьях принес когда-то к себе на чердак. Вот о чем думал этот удивительный и бесстрашный человек, когда уходил в последний бой, из которого ему уже не суждено было вернуться. Он из могилы свидетельствовал теперь о чистоте славы старого чемпиона. Оба молчали. И Артем Иванович, и его гость. И никак не мог справиться Незабудный с тем, что билось у него в горле, зажало его — ни туда ни сюда.

Когда наконец Артем Иванович смог говорить, он сказал:

— Матери надо показать… Матери. Галине Петровне.

— Непременно! — согласился гость. Он озабоченно посмотрел на свои ручные часы. И Незабудный поспешил спросить: