Светлый фон

Расстелив шкуру посреди чисто выметенного двора, японец скрупулезно измерил ее длину от носа до хвоста. Вышло одиннадцать с половиной футов — более чем три и три четверти метра!

Очищенные кости, почти по цене пантов, взяли китайские аптекари; шкура украсила роскошную гостиную семейства Бринер в Харбине. А огромный череп с желтоватыми клыками — в большой палец каждый — Шин подарил другу юности — моему отцу. На длинной полке черепов богатой отцовской коллекции — от тигра до ласки — этот занял самое почетное место.

СЕКАЧИХА

СЕКАЧИХА

СЕКАЧИХА СЕКАЧИХА

За тонкой стенкой брезентовой палатки монотонно ворчала морозная ночь. Тайга шелестела неопавшим листом орешника, ветер скрипел поврежденным деревом, гудел в вершинах сухостоя. Но в железной печурке мирно потрескивали дрова, и было так тепло, что охотники отдыхали в рубашках. При желтоватом свете надетой на прутик свечи обветренные небритые лица казались бронзовыми, а шеи неправдоподобно белыми.

Мы с братом, сидя на шкурах, чистили сплетенными из конопли шомполами винтовки, кашевар Чигони копошился над кастрюлей. Снаружи тихо ворчали и взвизгивали во сне в устроенных для них гнездах набегавшиеся за день собаки.

Вдруг они затявкали на разные голоса. Но издали донесся низкий окрик, псы смолкли, послышался скрип приближавшихся шагов. Ближе, ближе. Приподнялась полосатая пола брезента, в проеме сверкнули очки и багрово-красный от мороза нос.

— Здорово, ребята!

— Жорка! Ай да молодец! Как разыскал нас в этакой тьме?

Он вполз, стянул винчестер, протер сразу запотевшие в тепле очки, показал в улыбке золотые вперемежку со стальными зубы:

— Как? Это вам со света кажется, что темно, а на деле звезды и Млечный Путь до́бро освещают. Да и тропка набита, нога чувствует, когда собьешься. Кабы не мороз, эта прогулка — одно удовольствие. Ну, всем доброй охоты, кто джунглей законы хранит! — То была его любимейшая цитата из Киплинга.

Шустрый Чигони подбросил дубовых дров, поставив на печурку сковородку. Жестяная походная печка вмиг порозовела, на кабаньем нутряном сале зашипело белое мясо годовалого поросенка. Зажгли вторую свечу, освободили место. Устраивая свою постель на запасной шкуре косули, Георгий выложил все последние новости и сообщил, что «удрал в отпуск» на всю неделю.

— Как хотите, ребята, а без кабана я отсюда возвращаться не намерен. Ясно? Как, есть зверь? Хорошо разведали сопки? Добре, а вот и коньячок к чаю.

Мы встали табором за несколько дней до его приезда. На дне извилистого распадка облюбовали старую дубовую рощу и назвали свой новый табор Дубовым.