- Я не об этом, следы боюсь смоет.

- Найдем…

Тяжелый удар грома потряс землю. Ребята от неожиданности присели. Сухие раскаты покатились по дикой степи. Полыхнула молния, в кабине стало светло. Стрелки приборов неистово закрутились.

- Петька, нас здесь не прибьет?

- Не прибьет, Шурка. Самолеты так сделаны, что молния их не трогает, - уверенным голосом соврал Петька. И словно на вред ему, прямо над ними сверкнуло острие молнии. В хвосте самолета что-то треснуло, угрожающе заскрипел весь корпус. И сразу же раздался оглушающий гром. Показалось, что черный купол неба лопнул и осыпается вниз. Запахло чем-то горелым.

- Петька, самолет не загорится? - прошептал на ухо Тимка.

- Не должен.

Таня сидела на корточках и задумчиво смотрела на светящиеся стрелки приборов.

Послышался шум ливня. По стеклянному колпаку кабины побежали ручьи. Молнии стали сверкать реже, и гром грохотал теперь где-то в стороне.

- Давайте спать, завтра чуть свет тронемся.

- А кто первым будет караулить?

- Никто. А кого бояться? - Петька топнул ногой. - Эти из земли теперь не вылезут.

Вышли из кабины, захлопнули дверь. Со шпинделя сняли послужившую им ключом пулеметную гильзу. При вспышках далеких молний очистили от обломков левую длинную лавку и легли. По корпусу самолета продолжали хлестать упругие струи дождя. Стекающие на землю ручейки успокаивали ребят.

- Петька, а какой марки этот самолет?

- Не знаю, Тимка. Я видел всякие разные: «мессершмидты», «юнкерсы», «хейнкели», а такой первый раз вижу.

- Петька, а почему у фрицев такой знак - крест с загнутыми концами?

- Мне в Краснокардонске мой друг Васька Горемыкин говорил, что фашистский знак составлен из четырех букв «Г», потому что у ихних главарей фамилии начинаются с этой буквы: Гитлер, Геббельс, Геринг, Гиммлер. Этот знак свастикой называют.

- Эх, послали бы меня в Берлин, - зевая, сказал Шурка, - да выдали хороший револьвер, я бы им показал букву «Г», вся ихняя родовая запомнила бы Шурку Подметкина с Байкала и другим бы посоветовала не зариться на нашу страну.

Шурка с Таней уже спали, когда Тимка спросил:

- Петька, а ты карты костоедовские не потерял?