Сняв перчатку, Амакасу прощупал внутреннюю сторону большого и смежного с ним пальца. Поручик действовал наверняка. У каждого сына Ямато, носившего гета, на всю жизнь сохраняются твердые гладкие мозоли — следы креплений, пропущенных между пальцами.

Кожа огородника не имела мозолей.

— Ну? — спросил поручик насмешливо.

Лежа на спине с задранными ногами, пленник пробормотал что-то невнятное насчет пятнадцати лет, проведенных в Маньчжурии.

Кивком головы поручик подозвал Сато.

— У вас хороший почерк, — сказал он, отвернувшись от пленного. Отыщите лист картона и напишите следующее… — Подумав, он медленно продиктовал: — «Этот человек — шпион, коммунист и обманщик…»

— Господин полковник, клянусь отцом и детьми… — сказал кореец голосом, обесцвеченным страхом.

— «…Погребение воспрещается…» Вы поняли?

— Понял! — бойко сказал Сато и с любопытством уставился на «шпиона».

Вся голова огородника была покрыта частыми выпуклыми каплями росы.

…Кондо штопал перчатки, когда Сато вошел в фанзу и расстелил на полу большой кусок желтого картона.

— Кто он? — спросил Кондо, кивая на окно.

Сато с восхищением сообщил приятелю о находчивости поручика, но, против ожидания, рассказ не произвел впечатления на простодушного Кондо.

— Значит, все, кто не носит гета, шпионы? — спросил он, перекусывая нитку.

— …Но он действительно врет…

— А кто здесь не врет?

— Ну, знаешь… — заметил Сато, недовольный равнодушием приятеля. — Я повторяю: пальцы у него совершенно гладкие…

— Ты щупал?

— Бака! — сказал Сато, энергично растирая палочку туши. — Это видно по лицу господина поручика…

— Са-а…[39] Тогда почему ты не пошел в гадальщики?