Значит, ее слуга — предатель? Или же Диас, повстречавшись с ним, силой заставил его отдать письмо?

То и другое правдоподобно.

От Диаса вполне можно ожидать такого поступка; что касается Хосе, то уже не в первый раз у нее есть основания подозревать его в вероломстве.

Так размышляет Исидора, поднимаясь по склону холма.

Наконец они уже на вершине и въезжают на поляну; Исидора теперь едет рядом с Бенито.

Мигуэля Диаса на поляне нет — там вообще никого нет, и — что огорчает ее гораздо больше — нигде не видно записки. На траве лежат ее сомбреро, ее серапе, обрывок ее лассо — и больше ничего.

— Ты можешь вернуться домой, сеньор Бенито. Человек, который упал с лошади, наверно, уже пришел в себя и, по-видимому, уехал. И очень хорошо. Но не забывай, друг Бенито, что все должно остаться между нами. Понимаешь?

— Понимаю, донья Исидора.

Бенито уезжает и скоро скрывается за гребнем холма.

* * *

Исидора одна на поляне.

Она соскакивает с седла, набрасывает на себя серапе, надевает сомбреро и снова превращается в юного идальго. Медленно садится она в седло; мысли ее, по-видимому, витают где-то далеко. В эту секунду на поляне появляется Хосе. Она немедленно спрашивает его:

— Что ты сделал с письмом, плут?

— Я доставил его, сеньорита.

— Кому?

— Я оставил его в… в гостинице, — говорит он, запинаясь и бледнея. — Дона Морисио я не застал.

— Это ложь, мерзавец! Ты отдал его дону Мигуэлю Диасу. Не отрицай! Я видела это письмо в его руках.

— О сеньорита, простите, простите! Я не виноват, уверяю вас, я не виноват!

— Глупец, ты сам себя выдал. Сколько заплатил тебе дон Мигуэль за твою измену?