— Вон, гляди, у края, видишь?
Андрей уже и сам разглядел. Там, где твердое кончалось, торчало из воды что-то темное, пятнистое, видны были ноги в рубчатых походных ботинках, спина с каким-то рисунком на куртке, а голова была вся в воде, только волосы чуть виднелись и шевелились, как тонкая водяная травка.
Правду сказать, жутко было участковому. Но что делать! Надо… Ближе Андрей подошел, и точно — на спине две дырки разглядел в курточке. И курточка жалкая какая-то: вроде детской, заяц на ней нарисован, и «Ну, погоди!» написано зелеными буквами.
Андрей вернулся к дружинникам.
— Вы, ребята, с Федором Михайлычем меня здесь подождите. С места не сходить и никого не подпускать. Я сейчас вернусь, позвоню только.
До приезда опергруппы участковый с лесничим место происшествия осмотрели. Кругами ходили, все больше и больше забирая. Андрей первым палатку нашел и Бугрова позвал.
Палатка была зашнурована, рядом на сучке висел походный мешок с продуктами, в пеньке топорик ржавел, кострище уже травой прорастать взялось. Около него обувка на колышках — видно, сменная, на просушку.
Леший полог палатки откинул, голову внутрь сунул, посмотрел, понюхал, проворчал:
— Точно, неделя лапнику будет. — Пошарил в изголовье и вытащил сумку, вроде полевой — прочная.
Андрей с волнением открыл ее, достал документы, бумаги, посмотрел внимательно. Бугров за его лицом вопросительно следил.
— Ученый, — сказал Андрей. — Орнитолог.
— Это по птицам, что ли?
— Ну да… Командировочное удостоверение и письмо из института.
Андрей снял с дерева рюкзак — внутри продукты были: сахар и соль отсыревшие, чай, консервы, в отдельном пакете проросшая картошка.
— Точно, — сказал Бугров. — Недельный срок, по всему видать: и топор говорит, и кострище, и все другое.
— Слушай, Федор Михалыч, — вдруг сказал Андрей, — надо шире искать. Он приехал птиц записывать на магнитофон, соловьев. Понимаешь? Если мы этот магнитофон найдем — он много сказать может.
— Это верно. — Бугров поскреб бороду.
Первое напряжение немного улеглось, привыкать стали, и теперь больше по-деловому настроены были. Правда, когда ветер налетел и деревья зашумели, опять тревожно стало, неуютно. Будто хотят они рассказать, что видели, да не могут — потому и стонут.
Андрей встряхнулся.