— Ненависть-то растет не на голом месте.

— Если хочешь правду — из-за меня, — выпалил Малыха.

— Какое сокровище! — Сергей присвистнул точно так, как обычно Привалов. — Было б из-за кого?!

Малыху даже будто и не задела издевка Сергея. Он добавил:

— Из-за Надькиного Елышева тоже.

— Кто такой Елышев? — наконец-то получил повод подать голос я.

— И я не знаю, — заметил Сергей.

— Старшина-сверхсрочник из Красных казарм, — пояснил Малыха. — Понимаете, я уж год с Веркой хожу, с той осени. Вдруг Сонька как-то мне говорит: брось ты, мол, Верку, скоро я одна стану хозяйкой всего дома, я их всех выгоню, будем с тобой жить. Здрасьте, со мной, значит. Сонька — красивая, конечно, но ум у нее змеиный. Я посмеялся да Верке рассказал. Что там было! Такого они друг другу наговорили…

— И этому Елышеву, что с Надькой гуляет, она предлагала то же самое? — спросил Чергинец.

— Ну да. Только это вы у него самого узнавайте. Потому как то, что со мной, еще зимой было, ну, в феврале. А с Елышевым — недавно. Уже отец ихний объявился там. В войну он, говорят, сволочью был. Таких тюрьмой не вылечить. Зверем ушел — зверем и пришел. Людям на глаза не казался, в доме никого не терпел. Что сдох он — туда и дорога. Вот и Елышеву отец этот скулу чуть не свернул.

— Даже так? — вырвалось у меня. Еще один на подозрении. И Сличко не побоялся со старшиной связываться? Ведь показываться ему не должен был.

— Где Надька живет? — спросил Сергей.

— Ушла к Павлу Ивановичу.

Судя по последовавшей реакции Сергея, Малыха словно задался целью нас поражать.

— К Павлу Ивановичу? — впервые не сдержавшись, воскликнул Сергей. — К нему? Как смогла? А Елышев твой?

— А чего он? На какого ему Надька? За ним такие женщины бегают! Одна врачиха — закачаешься! Да и другие…

Смутное подозрение шевельнулось в моем сознании. Но лишь гораздо позже я понял, в чем дело. Сергей теперь обратился ко мне:

— Новая фигура — Павел Иванович, но вы про него хоть что-нибудь наверняка слышали. После войны его судили. Бывший… полицай — не полицай, а так, холуй-прихлебатель. Прикинулся душевнобольным. Посидел лет пять — освободился. До сих пор прикидывается. И Надька ушла к нему! Вот она-то уж точно рехнулась.

Сергей повернулся к Малыхе:

— Гришка, ты туз. Только упаси тебя… нет, не бог, а хотя бы черт… Ты ж нам в одном наврал. Не было тебя дома. Как я это понял — мой секрет. Но мы тебя пытать не будем. Пока что. Ладно. Сам потом придешь рассказать все, как было. Только не опоздай. А сейчас иди скажи своему начальству, что поедешь с нами. Так надо. Он тебя отпустит.