«Могла бы и побежать в милицию, не так уж далеко, — подумал я. — Но не побежала. Что-то тебя удерживало?»

— Однако вы оделись и последовали за ним. Так? — спросил я.

— А что мне оставалось делать? В случае чего могла ведь я предотвратить беду. Да что там, — вдруг встрепенулась Надежда, — ничего я не могла.

— Продолжайте. Это очень важно. Для вас. Как вы думаете, который был час, когда вы все из дома вышли?

— Зачем думать? Часы на кухне висят. Я видела их, когда слезала с чердака.

— Было двадцать три часа?

— Нет, одиннадцати не было. Пол-одиннадцатого.

— Что? — вырвалось у меня. Расхождение с тем, как полагал Елышев, в полчаса, и, значит, Сличко гораздо раньше мог попасть в дом к тете Паше — когда она еще жива была.

— Ах! — Моя реакция испугала Надежду. — Те ж часы неисправные сроду. И отставать могут, и спешить.

Я терпеливо ждал, когда Надежда хоть одним словом упомянет о Елышеве, но ожидание затягивалось. Наконец, словно угадав мои мысли, Надежда спросила:

— Кто ж то приходил? Вы бы ничего не знали без него. Так что вы знаете, кто ж то был?

— Могла прийти любая из сестер.

— В такой час?

Наивный вопрос: ведь в такой самый час Софья бежала из яруговской больницы на Микитовку через весь старый город.

— Некому было, — сказала она. — И тетя Паша не пошла бы в такой час.

Вдруг Надежда покраснела, и сразу еще привлекательней стало ее лицо: чересчур бледное до этого, оно теперь украсилось румянцем на щеках с ямочками. Догадка, прятавшаяся где-то, прорвалась наружу — так мне в ту минуту показалось.

— Вы знаете, что это был он?

— Если вы имеете в виду Елышева, то почему он не мог быть?

— Зачем ему? Совесть заговорила? Он передо мной не ответчик, ни в чем он передо мной не повинен.

— А вы любили его?