Высказал это мнение Дудин. На улице уже сгущались сумерки. В окнах дома напротив кое-где зажглись огни. В их комнате тоже давно горел верхний свет, а теперь Головачев включил еще настольную лампу и принялся рыться в записной книжке, бормоча под нос: «Расписка… Расписка…» Найдя нужный телефон, он набрал номер.

— Ольга Ивановна? Добрый вечер, это опять я.

— Я вас узнала, Олег Федорович… Я только-только прибежала с работы, — ответила Мальцева.

— Вы извините, вы, наверное, еще не успели поужинать, но у меня к вам весьма важный вопрос. Припомните, муж не говорил вам, давал ли он кому-нибудь взаймы деньги под расписку. Нет? Не знаете… И в его бумагах никаких указаний на это нет?.. Что, что? Как вы говорите?

— Я говорю, Олег Федорович, — сказала Мальцева, — что, когда я просматривала бумаги мужа, на днях обнаружила еще одну пачку, то мне попался листочек… На нем была странная запись: «Ер. 3 т. Расп.»… Это все.

— «Ер. 3 т. Расп.», — повторил Головачев и, взяв карандаш, быстро записал эти слова на бумаге. Еще раз, не торопясь, прочитал вслух, вдумываясь в смысл записанного. Сказал в трубку: — Очень любопытно, Ольга Ивановна. А где вы нашли эту запись? В прошлогоднем календаре? От какого числа. Ага. 15 февраля. Ольга Ивановна, мне крайне необходим этот листок… Я обязательно у вас буду. До свидания. — Головачев положил трубку и хлопнул ладонью по столу.

— Чувствуете, братцы? Похоже, что была расписка!

Дудин посмотрел на Позднякова.

— Видишь? А ты не верил. «Ер» — это наверняка какой-нибудь Ермолай!

Олег Федорович взглянул на часы и вскочил, точно ошпаренный.

— Братцы! Я же за внуком в детский сад опаздываю. Меня дома прибьют за нерадивость. — И он стал торопливо собирать бумаги со стола.

Поздняков тоже посмотрел на часы и мечтательно произнес:

— А я, пожалуй, еще успею на рандеву… — Он аккуратно снял пылинку с пиджака. — В кино пойдем. Не хочешь присоединиться, Андрей? На последний сеанс.

— Пожалуй, — сказал Дудин. — Только жене надо звякнуть и еще успеть в больницу к Лаврикову. Может он слышал о Ермолае или Ерофее?

— Давай, — кивнул Головачев, натягивая плащ. — А завтра с утра созвонимся. Договорились?

На улице Дудин поймал такси. А еще минут через двадцать он уже беседовал с Лавриковым в маленьком холле травматологического отделения, где чуть слышно гудел большой белый холодильник, стоявший у окна, а одну из стен оживляла репродукция с картины Карла Брюллова «Итальянский полдень».

Лавриков, похудевший, со впалыми щеками, заросшими колючей щетиной, сидел, поставив костыли между ног.