— Я ишшо приду сюда, так вас перетак. Ишшо поглядим, кто кого, христопродавцы!

Шхуны стояли в кабельтове от берега. Как условились, Лялин сделал два выстрела из нагана. В ответ послышались четыре, и тут же с одной из шхун спустили шлюпку. Когда она подошла ближе, Гусляров сказал весело:

— А вот и мой хороший знакомый.

На носу шлюпки сидел Кержаков, он приветственно помахал рукой, и как только шлюпка ткнулась в камни, выпрыгнул и стал осматриваться.

Лялин и Гусляров подошли к нему.

— Все нормально? — спросил Гусляров.

— Да как будто бы, — ответил Кержаков, а в глазах его оставалась настороженность. — Где люди?

— Тут все, в березнячке сидят, — ответил Лялин.

— Сколько человек?

— Семьдесят один. Четверо сбежали по дороге.

— Хрен с ними, сбежали так сбежали. — С языка чуть не сорвалось: «Найдем». — В шлюпку по восемь рыл. Больше не возьмет. — Он снял кепку и посигналил. На палубе шхуны засуетились, и тут же на воду была спущена вторая шлюпка. — Итого по шестнадцать в одну сторону. В общем, шесть-семь раз придется возвращаться. Всем облегчиться до предела. Ну что, начнем? Скоро совсем стемнеет.

— Кто это? — спросил Лялин, глазами указывая на Кержакова.

— Кто? А, этот... Я ж говорю, наш человек. Больше ничего сказать не могу.

— А, ну понятно... — Лялин отошел.

Гусляров курил, выплевывал горькие табачинки, щурился. Он был удивительно спокоен и уверен в себе. На берегу собиралась толпа. Лялин постучал себя в грудь, пожаловался:

— Чего-то муторно тут.

— Первые шестнадцать садись в шлюпки! — подал команду Гусляров. — Без толкотни. Так-так...

В последнюю шлюпку впрыгнули Лялин, Гусляров и Кержаков.

Всю ночь «Сирена» и «Тайфун» шли, работая то моторами, то парусами.

К утру поднялась сильная зыбь, и вся банда легла вповалку в трюмах. Изредка у кого-то еще хватало сил выползти на палубу, чтобы, перевесившись через леера, вывернуть себя наизнанку и снова уползти в трюм.