Его лицо сложилось в улыбку.

– На все воля Аллаха! – Он вынул нож и передал его вместе с автоматом бледному как смерть охраннику и обошел Эрикки.

– Погодите, – сказал Эрикки. – Скажите охраннику, чтобы он послал за врачом. Хаким и моя жена… Они могут быть ранены.

Ахмед передал приказание охраннику и прошел по коридору в холл, а оттуда поднялся по лестнице. На лестничной площадке его грубо обыскали горцы, потом толпой проводили в комнату хана, вытолкнув перед собой в центр большого свободного пространства посреди комнаты. Эрикки задержали у двери, приставив нож к горлу. Когда Ахмед увидел, что его хан действительно жив и сидит с унылым лицом на подушках дивана рядом с Азаде, все еще не пришедшей в сознание, он пробормотал:

– Хвала Аллаху, – и улыбнулся им. – Ваше высочество, – спокойно сказал он, – я послал за врачом. – Потом он отыскал глазами Баязида.

– Я Ахмед Дурсак, туркмен, – гордо произнес он, говоря по-турецки с большой торжественностью. – Именем Аллаха: это правда, что Абдолла-хан мертв, правда, что я заплатил половину выкупа – пять миллионов риалов – вчера вечером от имени нового хана двум посланникам вождя аль-Драха из деревни Сломанное Дерево в знак доброй воли из-за несправедливого бесчестья, причиненного вашему посланнику по приказу покойного Абдоллы-хана. Их имена Ишмуд и Алилах, и я отправил их в спешке на север на хорошей машине. – (По комнате прокатились приглушенные возгласы изумленных горцев.) – Я сказал им от имени нового хана, что вторая половина выкупа будет выплачена сразу же, как только пилот и его летающая машина будут отпущены без вреда.

– Где этот новый хан, если он существует? – спросил Баязид, презрительно скривившись. – Пусть он сам говорит за себя.

– Я хан всех Горгонов, – произнес Хаким, и в комнате сразу стало тихо. – Хаким-хан, старший сын Абдоллы-хана.

Все взгляды переместились с него на Баязида, который заметил изумление на лице Эрикки. Он сердито нахмурился, не убежденный до конца.

– Просто потому, что вы так говорите, еще не значит, что…

– Вы называете меня лжецом в моем собственном доме?

– Я лишь говорю этому человеку, – Баязид ткнул большим пальцем в сторону Ахмеда, – что просто потому, что он говорит, что заплатил выкуп, половину его, это еще не значит, что он его заплатил и что он не устроил потом засаду и не убил их, как моего первого посланника, клянусь Аллахом!

– Я сказал правду, как перед Богом, и повторяю еще раз, как перед Богом, что я отправил их на север, невредимыми и с деньгами. Дайте мне нож, возьмите нож сами, и я покажу вам, что туркмен делает с человеком, который назвал его лжецом! – (Горцы ужаснулись тому, что их предводитель поставил себя в такое опасное положение.) – Ты называешь лжецом меня и моего хана?