– Заткнись, – оборвала я. – Тут что-то серьезнее. Продолжай, Жюли. – Я легонько встряхнула девушку. – Жюли! Кон, ради бога, сходи же за бренди, не то она сейчас упадет в обморок.

– Здесь есть бренди.

Он уже стоял рядом со столиком в изголовье. Раздалось звяканье стекла, плеск льющейся жидкости, и Кон вложил мне в руку стакан.

– Вот, выпей-ка.

Я прижала край дедушкиного стакана к трясущимся губам Жюли, краем глаза заметив, как Кон накрыл лицо дедушки простыней. Миг этот скользнул прочь, практически не замеченный, без всякой торжественности. Я резко сказала:

– Жюли, возьми себя в руки. Что случилось? Это как-то связано с тем деревом? Вы были рядом со сторожкой, когда оно… о боже, Кон, она ведь, должно быть, как раз проезжала мимо, когда мы слышали треск… Жюли, что-нибудь с Дональдом?

Она кивнула, да так и продолжала кивать, точно кукла.

– Он там. В подземелье. Дональд. Дерево обрушилось. Раскололось надвое…

– Он погиб? – спросил Кон.

И снова, казалось, его тактика сработала лучше, чем моя. От шока Жюли вышла из оцепенения и вскинула на Кона глаза.

– Не думаю, нет, – произнесла она гораздо осмысленнее. – Но он ранен и не может выбраться. Мы пошли… Понимаете, мы были в сторожке, и стена рухнула, как раз когда он спустился вниз, и он ранен, там, внизу. Не может выбраться. – Она зажала грязной ладонью рот, словно удерживая рвущийся крик. – Надо бежать…

Девушка с детской нерешительностью бросила взгляд на кровать.

– Ему мы уже не нужны, Жюли, – быстро промолвила я. – Ничего. Сейчас же и отправимся. Кон, где машина?

– Я… я приехала на Дональдовой, – начала Жюли, – только…

– Ты сейчас не в состоянии вести, – решительно отрезал Кон. – Мой автомобиль у дверей. Ты уверена, что телефон не работает?

– Да. Лиза несколько раз пыталась.

– Тогда пойдемте скорее, – предложила я.

Воистину странно – мимолетно подумалось мне, когда мы торопились к двери, – как глубоко вросли в нас условности. Поскребите цивилизованного человека – и обнаружите дикаря; приглядитесь попристальнее к первобытному – и вы узрите саженец того леса, из которого были вырезаны наши условности. Оказалось невероятно трудно выйти из этой комнаты в спешке, перейти от сумрачного покоя к бурной деятельности – точно совершить святотатство. И однако, лишь несколько минут назад здесь была всего только спальня надменного, упрямого, вспыльчивого и непокладистого старика. Словно дух его, отлетая, каким-то непостижимым образом освятил комнату, сделал ее местом, где обычные, неприглушенные голоса и решительные действия никоим образом не допускались.