— Ценой моей гибели, правда? Брат, я сказала, что тебе не нагнать на меня страху, но ты сумел это сделать.
— Как! Ты думаешь, что я снова буду торопить тебя принять предложение лорда Этерингтона? Конечно, это могло бы спасти все. Но благоприятный день прошел.
— И я радуюсь этому всей душой, — сказала Клара. — Пусть исчезнут вместе с ним все причины для раздоров между нами! Но пока ты говорил, я боялась, что все твои речи были долгим кружным путем к этой именно цели, и ты пытался убедить меня в том, что буря разразилась, лишь для того, чтобы я примирилась с необходимостью укрыться в гавани.
— Да ты, сдается мне, и в самом деле рехнулась, — отозвался Моубрей. — Можно ли дойти до такой нелепости, чтобы радоваться отсутствию единственной возможности спасти и себя самое и меня от разорения, нужды и позора?
— От позора, брат? — переспросила Клара. — Думается мне, что честная бедность — не позор.
— Это уж зависит от того, как люди пользовались богатством, Клара. Но пора мне перейти к сути дела. Ходят какие-то странные слухи, и, ей-богу, от них мертвый может в гробу перевернуться. Не решаюсь даже говорить о них ясней, не то, пожалуй, в эту комнату войдет наша покойница мать. Клара Моубрей, догадываешься ли ты, что я имею в виду?
Клара делала отчаянные попытки заговорить, но после неоднократных бесплодных усилий смогла произнести лишь односложное «Нет!».
— Клянусь богом, мне стыдно, мне даже страшно объяснять тебе, в чем дело! Клара, скажи мне, что вынуждает тебя так упорно отвергать любое брачное предложение? Не то ли, что ты считаешь себя недостойной быть женой порядочного человека? Говори! Злые языки чернят твою репутацию, говори же! Дай мне право заставить клеветников проглотить ту ложь, которую извергли их глотки, и когда я завтра окажусь среди них, то буду знать, как мне обойтись с теми, кто набрасывал на тебя тень. Разорение постигло наш дом, но пусть ничей язык не осмелится пятнать его честь. Говори, говори же, несчастная! Почему ты молчишь?
— Оставайся дома, брат, — сказала Клара, — оставайся дома, если ты заботишься о чести нашей семьи; убийством беды не поправишь. Оставайся дома, и пусть обо мне говорят все, что угодно: вряд ли обо мне можно сказать хуже, чем я заслуживаю!
Страсти всегда бушевали в душе Моубрея с неукротимой силой, но теперь он был распален вином, стремительной ездой и пережитым за игрой потрясением. Он стиснул зубы, сжал кулаки, уставился глазами в пол, как человек, принимающий ужасное решение, и еле слышно пробормотал:
— Ее убить мало!
— О нет, нет, нет! — вскричала перепуганная девушка, бросаясь к его ногам. — Не убивай меня, брат. Я желала смерти, думала о смерти, молила Бога о смерти, но так ужасно сознавать, что она близка! О, только бы не пролилась моя кровь, брат, только бы не ты ее пролил!