– По имени, – говорит он, немного подумав.

– Петр? – спрашивает Гаврилов.

– Да, Петр. Или нет, как-то сокращенно. Не сокращенно, верней, а по-своему. Я даже подумал, что это кличка, а не имя. Да, да, да, помню: Петух.

– Вопросов у меня больше нет, – говорит Гаврилов.

У Грозубинского вопросов нет.

Задает вопросы Ладыгин:

– Вы очень логично объяснили нам, почему подсудимый Груздев написал в адресованном вам письме, что ваша телеграмма удержала его от того, чтобы потерять остатки совести. Но может быть, эта фраза написана Груздевым специально, чтобы послужить потом доказательством его непричастности к преступлению?

– Не думаю, – говорит Сергей. – Мне кажется невероятным, чтобы человек в искреннем, интимном письме написал фразу с таким дальним прицелом, а потом самым наивным образом потерял свою, известную многим зажигалку на месте преступления. Наконец, если бы он так далеко заглядывал в будущее и так тщательно подготавливал заранее доказательства своей невиновности, вероятно, он сумел бы устроить так, чтоб мы не встречались с Клятовым. Если он не мог предупредить Клятова заранее, чтобы тот не приходил, нетрудно было перехватить его по дороге.

Наконец, у самого дома. В Яме по вечерам улицы пустынны.

Это сильный довод. Ладыгин не может не почувствовать его убедительности. Он переходит к моменту бегства

Пети из Клягина.

– Как вы объясняете, – спрашивает Ладыгин, – что, окончательно решившись явиться в милицию, условившись с вами о всех подробностях явки, Груздев вдруг, когда милиция явилась сама, осуществил такой ловкий и хитрый план побега?

– Я думаю, – говорит Сергей, – что ловким и хитрым кажется всякий план, когда он удается. Если бы, скажем, милиционер, который стоял с задней стороны дома, не побежал на свист Афанасия Семеновича, Груздева бы через двадцать минут задержали. Тогда мы с вами не говорили бы, что план его хитрый и ловкий, а ясно бы видели, что он просто продиктован растерянностью и отчаянием.

– Но все-таки он пытался убежать. И бежал удивительно удачно.

– Если человек попадает под машину, – говорит спокойно Сергей, – это удивительная неудача. Если человек выиграл за тридцать копеек «Волгу» – это удивительная удача. Не будете же вы обвинять человека, купившего лотерейный билет, в том, что он купил его по тонкому и дальнему расчету.

– Хорошо, – соглашается Ладыгин, – допустим, что успех побега – это удивительная удача. Но попытка побега все-таки была?

– Попытка побега на лесопункте тоже была, – отвечает

Сергей, – и, если бы она удалась, можно было бы тоже сказать, что побег – результат плана отчаянно смелого, хитро продуманного. Однако попытка не удалась, и теперь мы ее можем рассматривать только как свидетельство растерянности Груздева и отсутствия какого бы то ни было заранее составленного плана.