Впрочем, слуга, выполнявший роль разведчика, явно был не так спокоен, как его хозяева, ибо, увидев девушку-цыганку, он остановился и стал о чем-то ее расспрашивать, а когда отец с дочерью подъехали, предусмотрительный слуга как раз осведомлялся о том, надежное ли тут место, стоит ли дону Иниго и донье Флоре останавливаться на маленьком постоялом дворе, который сейчас исчез из виду за холмом, но путешественники приметили его раньше, вдали на горизонте, когда спускались с горы, оставшейся позади.
В тот миг, когда дон Иниго и донья Флора подъехали, тревога достопочтенного слуги не только не утихла, но усилилась – так туманно и даже с насмешкой отвечала ему юная цыганка, которая сидела и пряла шерсть, разговаривая со слугой. Но, увидев, что остановились и господа, она встала, положила на землю пряжу и веретено, перепрыгнула через ручей с легкостью газели или птички и остановилась у обочины дороги, а ее козочка – прелюбопытное создание – тут же сбежала с холма, где она щипала листья колючего кустарника, и теперь не сводила со всадника и всадницы своих больших умных глаз.
– Батюшка, посмотрите-ка, что за прелесть эта девушка, – сказала донья Флора, задерживая старика и глядя на юную цыганку с тем восхищением, которое всегда вызывала сама.
Дон Иниго согласно кивнул головой.
– Можно с ней поговорить, батюшка? – спросила донья
Флора.
– Воля твоя, дочка, – отвечал отец.
– Как тебя зовут, душечка? – проговорила донья Флора.
– Христиане зовут Хинестой, а мавры – Аиссэ, ведь у меня два имени – одно перед лицом Магомета, другое –
перед лицом Иисуса Христа.
И, произнося священное имя спасителя, девушка осенила себя крестным знамением, а это доказывало, что она христианка.
– Мы добрые католики, – с улыбкой промолвила донья
Флора, – и будем звать тебя Хинестой.
– Как хотите, так и зовите. Мне всегда будет нравиться мое имя, когда вы будете произносить его своими прекрасными устами и своим нежным голоском.
– Вот видишь, Флора, – заметил дон Иниго, – того, кто предсказал тебе, что ты встретишь в этом глухом углу нимфу Лести, ты назвала выдумщиком, не правда ли? А
ведь он не обманул.
– Я не льщу, я восхищаюсь, – возразила цыганка.
Донья Флора улыбнулась, заливаясь краской, и поспешила переменить разговор, чувствуя себя неловко от этих наивных восхвалений. Она спросила:
– Что же ты ответила Нуньесу, душечка?
– А не лучше ли вам сначала узнать, какой вопрос он задал?