Только сейчас донья Флора поняла весь ужас своего положения, поняла, что ей уготовано судьбой, и, вскрикнув, с быстротой молнии выхватила из-за корсажа небольшой кинжал, острый как игла, – лезвие блеснуло у ее груди.
Разбойники отступили на шаг, и она снова осталась одна и стояла у стены со спокойным и решительным видом, подобно статуе, олицетворяющей твердость духа.
– Батюшка, я сделаю все, что вы прикажете, – обратилась она к старику. И взгляд невинной девушки говорил, что по первому его слову острое лезвие кинжала пронзит ее сердце.
Дон Иниго молчал, но неимоверное напряжение словно придало ему силу юноши – неожиданным и резким движением он отбросил двух разбойников, повисших на нем, и, рывком вскочив на ноги, крикнул:
– Сюда, дочь моя, ко мне!
Он раскрыл объятия, и донья Флора кинулась на грудь отца. Он схватил ее кинжал, а она вполголоса проговорила:
– Батюшка, вспомните об истории римлянина Виргиния64, о котором вы мне рассказывали…
Еще не отзвучали эти слова, как один из разбойников –
он намеревался схватить девушку – упал к ногам дона
Иниго, пораженный прямо в сердце тоненьким кинжалом, казавшимся игрушкой, а не оружием защиты.
И тотчас же громкие яростные крики раздались в харчевне, в воздухе засверкали кинжалы и шпаги, выхваченные из ножен.
Пленники, видя, что наступил их смертный час, обменялись последними поцелуями, сотворили последнюю молитву и, воздев руки к небесам, воскликнули в один голос:
– Убивайте!
– Смерть, смерть обоим! – вопили грабители, направляя оружие на старика и девушку.
И вдруг раздался звон – вдребезги разлетелось оконное стекло, разбитое сильным ударом, и в комнате появился молодой человек с кинжалом на поясе. Он спросил – судя по тону, он привык повелевать:
– Эй, сеньоры, что тут у вас происходит?
Его голос звучал не громче обычного голоса, но все сразу умолкли; кинжалы и ножи исчезли, шпаги очутились в ножнах. Стало тихо; разбойники отступили на несколько шагов, и посреди образовавшегося круга перед неизвестным так и остались стоять, обняв друг друга, отец и дочь.
64