Стекло опустилось, и выглянула голова в маленькой чалме. Мулла Шейх-Аталык-Ходжа любезно улыбнулся

Никколсу и приветливо махнул рукой. Больше в автомобиле никого не было.

Наблюдая за движением туч, Никколс без особого интереса подумал о развивающейся «дружбе» между Сэгельсоном и муллой. Шейх-Аталык-Ходжа, навещавший прежде лишь своих питомцев, воспитывающихся в специальной школе при базе, ныне бывает частым гостем начальника базы. Американец выдвинул проект расширения базы. Никколсу это было безразлично, его не интересовали дополнительные работы, пусть их производит другой.

Мулла заменит убитого Сеид-Касим-Хана. Быть может, его ждет та же участь, если он будет таким же беспощадным.

Никколс считал, что взаимоотношения между «азиатами»

сложны и ничем нельзя изменить их.

Ливень обрушился с прежней силой. Под непромокаемым плащом парило, и Никколс чувствовал, как его спина делается неприятно влажной от пота. Как много воды на летном поле! В этой стране периоды дождей –

опасное время.

Никколс думал о капризах громадных рек Индийского полуострова. С крутых откосов речных берегов сползает размокший грунт. Известны случаи, когда сотни тысяч кубических футов оползней запирали горные долины, запружали русла. Неожиданная плотина прерывает течение.

Внизу река мелеет, убывая на глазах. Чем дольше длится обмеление, тем оно опаснее. Местные жители спешат покинуть низкие места и выносят свое имущество подальше от реки. Случайная плотина прорвется, и запас воды покатится вниз, уничтожая все на своем пути.

Значительно выше базы, на южном берегу излучины горного Инда, есть обнаруженная при изысканиях расселина. При чрезвычайно высоком подъеме реки вода могла бы ворваться по этой расселине в долину базы и наделать больших бед. Никколс ставил себе в особую заслугу предпринятое им дальнее обследование долины и сооружение надежного барража в ее седле. Расселина берега прочно заперта в самой высокой точке, река может подниматься, сколько ей вздумается.

Конверт с адресом, написанным на пишущей машинке, по-прежнему лежал на письменном столе главного строителя базы.

Никколс снял плащ, сбросил резиновые сапоги и надел домашние туфли. Усевшись в кресло, он разорвал конверт.

…Ральфа больше нет, совсем нет. Перед отъездом

Ральфа они поссорились из-за этой женщины, жены Ральфа. У Антони Никколса не было жены, теперь нет и Ральфа, никого нет. Ральф был таким милым мальчиком. Было легче жить, пока Ральф жил на свете. Антони сам виноват, что отпустил его. Не следовало ссориться, нужно было суметь, помимо Ральфа, договориться с этой женщиной, не скупиться, отдать ей деньги. Тогда она сказала бы свое слово женщины, которое сильнее всех слов брата, Ральф послушался бы и не уехал. Пусть бы жил с этой холодной, злой женщиной, если не мог иначе. Но он жил бы, а теперь его нет и никогда не будет…