От старика исходил довольно тяжелый запах, запах старческого пота и несвежей говяжьей крови. Но этот запах знаком племяннику с пеленок. Чувство родства грело его.

Он никогда не был особенно близок с дядей, не открывал своих секретов; легкость и близость между ними происходили оттого, что как не мог бы он от дяди скрыть ни одного физического недостатка, так и любая мысль, любой порок были бы поняты стариком, потому что он ощущал их в своих жилах, в своем мозгу.

– Молодой ты, а сил у тебя мало. Вот и втянул тебя

Несветевич в свои дела, на легкое кидаешься. А ведь предки наши еще в смутное время через всю Россию из

Баранова в Архангельск рожь и пшено возили, с англичанами торговали. Сколько их гибло с обозами и на обратном пути с выручкой! И нам капиталы тяжко доставались.

Племянник устало моргал опухшими веками.

– Не понимаю, дядя, я вашей гордости. И мы во время революции на буферах за пшеном ездили, а теперь покоя хочется, тепла, любви. И чтобы вокруг старики были, как мамаша, как мы, – словно в дубах.

– Вечной опеки хочешь? Прозеваешь жизнь.

Оказалось, старик не одобрял связи племянника с

Людмилой. С целомудрием своего возраста он намекал на ее неутолимость и бесплодность, жадность и жестокость.

– Женился бы ты на Лизе Дерибизовой. Видал я – девка ягодка. А что двоюродная сестра, так на это теперь не смотрят. Ушел бы ты из своей Государственной розницы, я бы тебя к себе взял.

Впервые за целые сутки Григорий Васильевич улыбнулся, спросил:

– На какой это Лизе?

Рука старика сделала движение перекрестить лоб…

– Господи, о чем это мы с тобой! Покойница на столе, а мы о девках.

Но он уже сбился с похоронной лирики, земные заботы брали свое.

– Ну, Гриша, выкручивайся. Я для вас расшибусь, а сделаю. Спешить только мне нельзя. Ну, хорошо, продам остатнее, заложу последнее, наскребу тысчонки две, что же больше успеешь в три-то дня, как твой Иван Иванович требует?

Но все это Воробков слушал безучастно. Дядя ушел, обиженно надувшись.

Несветевич тоже пропадал всю ночь – и не напрасно.

Он придумал отсрочку, вызвал с утра Воробкова, засадил подписывать какие-то оправдательные документы.