– Ты не нашел в толпе ни одного участливого взгляда? –

спросил кармелит, заметив его невольное движение.

– Ни у кого здесь нет жалости к убийце.

– Вспомни о спасителе, сын мой.

Якопо перекрестился и почтительно склонил голову.

– Ты прочел все молитвы, падре? – обратился к монаху начальник отряда, которому было поручено присутствовать при казни. – Хотя великий сенат наказывает виновных, он все же милосерден к душам грешников.

– Значит, ты не получал никакого другого приказа? –

спросил его монах, снова невольно всматриваясь в окна дворца. – Неужели узник должен умереть?

Офицер улыбнулся наивности монаха, и в улыбке его сквозило равнодушие человека, слишком привыкшего к зрелищам страданий, чтобы испытывать жалость.

– Разве кто-нибудь сомневается в этом? – спросил он. –

Такова участь человека, святой отец, особенно же это относится к тем, на кого пал приговор Святого Марка. Вашему подопечному лучше бы позаботиться о своей душе, пока еще есть время.

– Видно, ты получил точный и определенный приказ!

Что же, и час казни уже предрешен?

– Да, падре, и он близится. Торопитесь с отпущением грехов, если вы еще не сделали этого.

Офицер взглянул на башенные часы и спокойно отошел. Снова осужденный и монах остались одни меж колоннами. Кармелит явно не мог смириться с мыслью, что казнь в самом деле состоится.

– Неужели надежда оставила тебя, Якопо? – спросил он.

– Я все еще надеюсь, падре, но лишь на бога.

– Они не смеют совершить такое злодеяние! Я исповедовал Антонио… Я был свидетелем его гибели, и дож знает это!

– Даже самый справедливый дож не в силах ничего сделать, если всем правит небольшая группа себялюбцев.

Ты еще совсем неопытен в действиях сената, падре!