Потом гайки намажь слегка сажей. Таможенники непременно это заметят, когда ты будешь их откручивать.
– Но ведь через трубку поступает очень мало воздуху.
А за мертвого парня много не получишь.
Это был первый случай, когда Ролан осмелился возражать хозяину.
– Делай, что приказано! – рявкнул капитан.
– А если таможенники захотят осмотреть танк и заставят поднять крышку?
– Я успею наполнить его водой прежде, чем они открутят первую гайку.
– А парень?
– Иногда приходится идти на «мокрое» дело.
Марка извлекли из детской каюты. С ужасом и отвращением смотрел он на железный ящик, где ему предстояло пробыть несколько часов. Он был ужасно похож на гроб.
– Не бойся, – сказал Ролан. – Воздуха здесь достаточно.
Он поступает через эту трубку. – Под отверстие Ролан поставил банку с водой. – Это не для питья, – сказал он. –
Когда таможенники сунут в танк футшток, он должен быть мокрым, иначе пойдут разнюхивать все кругом.
Видя, как Марк уставился на жестянку, Ролан предупредил:
– Не вздумай ее отодвинуть. Как только мне прикажут отвинтить крышку, сюда хлынет вода. И тогда я тебе не завидую.
Леденея от страха, Марк слушал, как Ролан завинчивал гайки. В танке было очень тесно, плечо его упиралось в жестянку, но он не замечал этого неудобства. Пахло ржавчиной и слизью, покрывавшей стенки танка, но он ничего не чувствовал. Страх – только страх, от которого мутился рассудок, страх перед потоком воды, готовым вот-вот хлынуть и затопить этот железный гроб.
Катер окликнул голландский полицейский бот, потом лодка немецкой таможни. Они проверили паспорта капитана и Ролана, затем предложили направить катер в таможенную гавань в Эммерихе. Здесь таможенники произвели инвентаризацию, сверив все, что находилось на борту. В
жестянку опустился футшток. Если б Марку не заткнули рот кляпом, он бы закричал. Увы, он смог лишь чуть-чуть пошевелиться, но этого никто не услышал.
Капитан получил разрешение продолжать рейс. Он велел Ролану вытащить Марка из тайника. Марк очнулся уже в каюте, но тут же снова закрыл глаза. Судороги сводили желудок, он чувствовал себя совершенно больным.
– Хочешь воды?