Светлый фон

Уже подсыпал отраву!.

Она бы еще долго донимала меня, если бы, к счастью, в кабинет не вошел следователь по важнейшим делам Булаев, опытный криминалист Внимательно взглянув на мою посетительницу, Булаев вдруг нахмурился и произнес строго деловым, очень озабоченным тоном:

– Неотложное дело, Лев Романович. Необходимо выехать на место происшествия. Вам придется прервать прием.

Борева, очень недовольная появлением третьего человека (ввиду «особой секретности и государственного значения» приносимых ею сведений она всегда настаивала, чтобы ее выслушали без свидетелей), встала и удалилась, порадовав меня обещанием «непременно продолжить наш разговор».

– Я сразу понял, что вы в осаде, – усмехнулся Булаев, когда она вышла из кабинета. – Шизофрения!

– Да, уже два раза находилась в психиатричке. Но как только выйдет, вновь начинает раскрывать заговоры. .

– Да, милая дамочка, – сказал Булаев. – А я к вам с поручением. Сегодня был у меня на допросе некий Мишка

Шторм, проходит по делу об ограблении мануфактурной базы. Так вот он к вам просится..

– Мишка Шторм? Что-то знакомое..

– Да, он утверждает, что вы его знаете. Еще по Ленинграду.

– По Ленинграду? Ну как же, припоминаю! Был у меня такой подследственный, был. . Участвовал в ограблении пушной базы. Такой молодой, высокий, румяный, кудрявый?

– Ну, положим, не такой уж кудрявый и не такой молодой. Ему сорок два года.

– Так ведь я его видел лет двадцать тому назад. Мне тогда казалось, что он еще человеком станет. .

– А вы с ним поговорите, – произнес Булаев. – Дело в том, что на этот раз, выйдя из тюрьмы, он искренне хотел завязать. Три месяца бился – нигде на работу не брали.

Пять городов объехал – нигде не прописывали. И так как, по его выражению, он имеет дурную привычку три раза в день есть, то, в конце концов, взялся за старое.. Я проверил его показания – все подтвердилось. Когда, наконец, кончится эта карусель?

И Булаев подробно рассказал весьма обычную для тех времен и весьма грустную историю мытарств Мишки

Шторма после освобождения его из колонии. Ему отказывали в прописке на том основании, что он нигде не работает. И его нигде не принимали на работу на том основании, что он не прописан. . Это относилось не только к столичным городам.

Вырваться из этого замкнутого круга было невозможно.

При этом все были правы: начальники отделений милиции строго соблюдали инструкцию, воспрещавшую прописывать людей, нигде не работающих да к тому же имеющих судимости. Начальники отделов кадров подчинялись своей инструкции, воспрещавшей брать на работу людей, не имеющих прописки.