– Не стоит, Алексей Эдуардович...

Это полупризнание совсем сбило с толка учителя.

– Что же это вы? (он развел руками). Значит, вы действительно из этих... экспроприаторов, что ли?

– Просто городушник71, – подсказал инспектор угрозыска, любивший во всем точность.

Они вышли на лестницу. Обычная развязанность вернулась к «капельдудке». Он засмеялся и протянул Горностаеву руку:

– Пока... Алексей Эдуардович...

Вместо ответа Горностаев повернулся на каблуках.

– Стесняетесь! – сказал «капельдудка» с обидой. – Эх, чистый вы человек. . Небось руки карболкой мыть будете...

Когда профессор вернулся в комнату, Марта стояла возле буфета с удивленным и счастливым лицом.

– Целы! – воскликнула она, показывая на ложки.

– Не говорите глупостей! – ответил профессор с досадой. – Савелов – не вор. Он был этим... как его?.. Простым городушником. .

С этого дня «капельдудка» забыл о трубе. Он был зарегистрирован в восемнадцатый раз и выслан на Медвежью гору, в Карелию. Вместе с другими ворами, шпионами, кулачьем и вредителями он жил в лесу, усыпанном ледниковыми валунами, как каменным градом.

Три прямых просеки через тайгу лежали здесь почти параллельно. По одной, усыпанной щебнем и озерным песком, мчались машины, вдоль другой поднимались на север крутые ступени повенчанских шлюзов, третья просека была пустынной; черные полусгнившие пни начали зарастать ельником. Этой просекой в позапрошлом столетии Петр I провел в тыл шведам два фрегата.

Первые месяцы «капельдудка» тосковал по Москве.

71 Квартирный вор.

Карелия казалась ему огромным сплошным болотом.

Всюду холодно светилась вода. Тонкоствольные сосны поднимались над туманом, как осока. . их обнаженные корни оплетали бока диабазовых скал. . Даже дома в деревнях тут были особенные; недоверчиво смотрели вслед зеленым курткам каналармейцев мелкоглазые, лобастые избы старых кержацких поселков.

В конце концов «капельдудка» не выдержал. В опорках, с банкой консервов и липовой справкой об отпуске он бежал в Петрозаводск. Метель и голод заставили беглеца вернуться обратно. С отмороженными ногами и почерневшим лицом его положили в лазарет. Здесь с ним в первый раз разговаривал комендант участка – пожилой чекист-латыш с усталыми глазами и лицом, лимонным от бессонницы. Начальник не угрожал ни ротой усиленного режима, ни новой отсидкой. Он просто сказал:

– А, беженец! Кем работаешь?