Сан-Франциско.
Сан-Франциско – красивый город с красивым портом, и богачей в нем видимо-невидимо, и есть там холм – сплошь одни дворцы. Как-то раз Кэаве, позвякивая монетами в кармане, прогуливался на этом холме и любовался домами по обеим сторонам улицы.
«Какие красивые дома! – думал Кэаве. – И какие, верно, счастливые люди в них живут, не зная забот о завтрашнем дне!»
Так размышлял он, когда поравнялся с домом, который был хоть и поменьше остальных, но нарядный и красивый, как игрушка; ступени крыльца блестели, будто серебряные,
живые изгороди походили на цветущие гирлянды, окна сверкали, словно алмазы, и Кэаве остановился, дивясь такому совершенству, открывшемуся его глазам. И, стоя так перед домом, заметил он, что какой-то человек смотрит на него из окна, стекло которого было столь прозрачно, что
Кэаве видел этого человека не хуже, чем мы видим рыбу, стоящую в лужице, оставшейся на камнях в час отлива.
Человек этот был уже в летах, лыс, с черной бородой; лицо его казалось печальным и хмурым, и он горестно вздыхал.
И вот Кэаве смотрел на этого человека, а тот смотрел из окна на Кэаве, и оба они – подумать только! – позавидовали друг другу.
Вдруг незнакомец улыбнулся, кивнул и, поманив Кэаве, встретил его в дверях дома.
– Мой дом очень красив, – сказал человек с тяжким вздохом. – Не пожелаешь ли ты осмотреть покои?
И он провел Кэаве по всему дому – от погреба до чердака, и все здесь казалось столь совершенным, что Кэаве был поражен.
– Поистине, – сказал Кэаве, – это прекрасный дом. Жил бы я в таком доме, так, верно, смеялся бы от радости с утра до вечера. А ты вот вздыхаешь, почему бы это?
– И ты тоже, – сказал человек, – можешь иметь дом, во всем схожий с этим, стоит тебе только пожелать. У тебя, надо полагать, есть деньги?
– У меня есть пятьдесят долларов, – сказал Кэаве, – но такой дом должен стоить много дороже.
Человек что-то прикинул в уме.
– Жаль, что у тебя так мало денег, – сказал он. – Это причинит тебе лишние хлопоты в будущем, но тем не менее можешь получить и за пятьдесят долларов.
– Этот дом? – спросил Кэаве.
– Нет, не дом, – отвечал человек, – а бутылку. Видишь ли, должен тебе признаться, что все мое богатство, хоть, может, я и кажусь тебе великим богачом и удачником, –
этот дом и этот сад, – все возникло из бутылки величиной чуть больше пинты. Вот она.
И, отперев какой-то шкафчик, он достал оттуда круглую пузатую бутылку с длинным горлышком. Бутылка была из белого молочного стекла, переливавшегося всеми цветами и оттенками радуги. А внутри бутылки светилось и трепетало что-то неуловимое, подобное то тени, то языку пламени.