Какие бы надежды он ни питал, они тотчас же развеялись.
Не такого человека думал он увидеть. За это он его возненавидел; в своей клетчатой фланелевой рубахе с засученными рукавами, седобородый, с осунувшимся загорелым лицом, он мысленно проклинал молодость и уверенность
Джима, его ясные глаза и невозмутимый вид. Этот парень здорово его опередил! Он не походил на человека, который нуждается в помощи. На его стороне были все преимущества – власть, безопасность, могущество; на его стороне была сокрушающая сила! Он не был голоден, не приходил в отчаяние и, видимо, ничуть не боялся. Даже в аккуратном костюме Джима, начиная с его белого шлема и кончая парусиновыми гетрами и белыми ботинками, было что-то раздражавшее Брауна, ибо эту самую аккуратность он презирал и осмеивал чуть ли не с первых же дней своей жизни.
– Кто вы такой? – спросил наконец Джим обычным своим голосом.
– Моя фамилия Браун, – громко ответил тот. – Капитан
Браун. А ваша?
Джим, помолчав, продолжал спокойно, словно ничего не слышал.
– Что привело вас сюда?
– Хотите знать? – с горечью отозвался Браун. – Ответить нетрудно: голод. А вас?
– Тут парень вздрогнул, – сообщил Браун, передавая мне начало странного разговора между этими двумя людьми, разделенными только тинистым руслом речонки, но стоящими на противоположных полюсах миросозерцания, свойственного человечеству. – Парень вздрогнул и густо покраснел. Должно быть, считал себя слишком важной особой, чтобы отвечать на вопросы. Я ему сказал, что если он смотрит на меня, как на мертвого, с которым можно не стесняться, то и его дела обстоят ничуть не лучше. Один из моих парней, там на холме, все время держит его под прицелом и ждет только моего сигнала.
Возмущаться этим нечего. Ведь он пришел сюда по доброй воле.
«Условимся, – сказал я, – что мы оба мертвые, а потому будем говорить, как равные. Все мы равны перед смертью».
– Я признал, что попался, словно крыса, в ловушку, но нас сюда загнали, и даже загнанная крыса может кусаться.
Он сейчас же поймал меня на слове:
«Нет, не может, если не подходить к ловушке, пока крыса не издохнет».
– Я сказал ему, что такая игра хороша для здешних его друзей, но ему не подобает обходиться так даже с крысой.
Да, я хотел с ним переговорить. Не жизнь у него вымаливать, – нет! Мои товарищи… ну что ж, они такие же люди, как и он. Мы хотим только, чтобы он пришел, во имя всех чертей, и так или иначе порешил дело.
– Проклятье! – сказал я, а он стоял неподвижно, как столб. – Не станете же вы приходить сюда каждый день и смотреть в бинокль, кто из нас еще держится на ногах.