– Что-то говорит мне, дорогой, – он не придет.

– Нет, придет!

Она права. Он не придет! Он взял от меня все, что ему надо взять… А я… я – умирай!. Я – покидай эту изумрудно-зеленую, шелестящую непрерывно листву, эту девушку в полосатой юбке, что улыбается крупными, как бобы, зубами и жмет руку молодому человеку. Пусть не мне, пусть, но я счастлив, что вижу, как она жмет ему руку и как шелестит это дерево, возле корней которого богатые впадины, где в жаркий день приятно прилечь… Нет Ага-

сфера? Найди его! Поймай! Но где найдешь его, у кого спросишь и как спросишь?. Граждане, вы не видели некоего Агасфера, похожего… похожего на меня, а, ха-хаха!.. Голова моя гудела, как пустое ведро. Я сжимал зубы, закрывал глаза. Я тер руками лицо, потому что кожа казалась мне грязной, и сам я грязный, глупый, сбивчивый и бестолковый, как плоскодонная лодка.

– Клава, ты меня любишь?

– Безумно!

Вопрос, разумеется, банальный, да и ответ не лучше, но в глазах ее светится такое, что ярче и выразительнее любых не банальных слов.

– И готова доказать?

– Я уже доказала: бросила мужа и…

– Подожди, подожди!.

Я отвел ее от кассы. Мы остановились против входа на перрон. Я вспомнил, как ночью, перед рассветом, подошел к окну и поднял синюю бумагу, этот паспорт войны. Небо было холодное, глубокое, как только оно бывает поздней ночью. На краях стекол осела роса, и в ней дрожали разноцветные звезды. Я глядел, не отрывая глаз, на эту росу.

Мучительный стыд охватил меня. Как я беспомощен! Неужели я ничего не придумаю?.

– Подожди, я потребую от тебя большую жертву… огромную! Быть может, большую, чем отдать мне на съедение свое тело.

– Я готова, милый.

– Не торопись, не торопись! Видишь ли, эти слова будут вроде заклинания: он, Агасфер, должен явиться на

них. Ты сейчас будешь Клавдия фон Кеен, и ты должна будешь вернуть свою любовь Агасферу.

– Вернуть? Но я его никогда не видела, дорогой.

– Увидишь, как только скажешь, что согласна вернуть.