Семибратов не обратил внимания на предложение мичмана идти вниз, хоть и чувствовал, что тому не нравится его пребывание в рубке. Он также понимал, что Сазонов прав: место командира — с солдатами взвода. Но не мог же он признаться, что ему худо. Тут, наверху, воздух свежий, а в трюме духотища. Не хватает только, чтобы его начало выворачивать на глазах у подчиненных.

— Как там течь? — спросил Семибратов.

— Вроде чуток приостановилась. Пластырь пока держит.

— Пока?.. Разве можно надеяться на «пока»! Надо принять дополнительные меры!

Сазонов неодобрительно посмотрел на Семибратова. Неужели тот не понимает, что сделано все возможное? Того, что Сазонов не первый день на флоте, что много лет плавал речником, младший лейтенант наверняка не знает: они познакомились перед самой посадкой десанта на суда. Но уж по возрасту-то, по сединам он мог бы предположить, что у мичмана есть опыт. Ведь Сазонов, вероятно, вдвое старше лейтенанта. Молод, ох и молод же командир десантников!

— Меры приняты, — сухо отозвался Сазонов. Он не любил спорить по-пустому.

— А до земли далеко?

— Не знаю. Ориентировка потеряна. Компас разбит. По всему видно, несет нас на восток — в Тихий океан. Тут большой земли нет.

— Неужели нам не помогут? — тоскливо произнес Семибратов.

— Помогли бы, кабы знали. А сообщить мы не можем, потому что рация тоже разбита — не восстановишь.

— Кто-то ведь должен был заметить, что нас подбили?..

— Может, заметили, а может, нет. Суматоха была при высадке-то…

Семибратов промолчал. Он и спрашивал больше для порядка, прекрасно понимая, в какую скверную переделку они попали. Взвод фактически не сумел выполнить поставленную задачу. Они должны были высадиться на Итуруп и огнем минометов поддержать штурмовую группу, но сами угодили прямо под огонь. Один снаряд разорвался в машинном отделении, второй — в рубке. Моториста и рулевого — наповал, двигатель покорежило, в борту пробоина. А тут еще шторм…

Сумерки почернили горизонт. Ночь накрывала океан. В темноте казалось, что рокот волн, шум дождя, свист ветра — все эти звуки слились в протяжный вой. Катер то опускался куда-то глубоко в клокочущую мглу, то взлетал кверху и секунду-другую как бы повисал в воздухе, чтобы потом опять ринуться вниз. Волны прокатывались по палубе, подбирая остатки такелажа. За борт утащило бухту каната, тали, якорную цепь, а потом и крышку кормового люка. Из люка тотчас донеслось:

— Тю! Чи воно сказилось, проклятое? Льет як из ведра!

Семибратов невесело усмехнулся. Допекло-таки Семенычева, раз в ход пошли любимые «станичные» словечки. Его вообще медом не корми, дай поговорить. Как начнет байки рассказывать, все сразу уши развешивают.