Терсье задумчиво сказал:

– Бретель там сильно мерзнет. А жена его допустила оплошность, не поцеловав руки великой княгини Екатерины, и был страшный скандал, который имел отзвуки даже в Мадриде… На всякий случай, – рассеянно пообещал Терсье, – будьте готовы!

– Ехать в Петербург? Какое счастье…

Терсье сидел перед ним, весь в черном, похожий на священника, лицо главного шпиона короля было почти бесстрастным.

– Не стану скрывать от вас: вы замените Бретеля, вы станете послом в России… Вас ждет блестящее будущее, шевалье, если вы.., если… Впрочем, ступайте! Можете доставать шубы из сундуков. Можете делать долги на дорогу – король их оплатит!

***

В декабре 1761 года, опираясь на костыль, Питт-старший покинул парламент. Фридрих, с уходом своего могучего покровителя, разом лишался британских субсидий. «Еще один шаг русских, – писал король в эти дни, – и мы погибли!» В отчаянии он бросился в союз с татарами; крымский хан прислал, посла в Берлин, крымцы и ногайцы должны были напасть на Россию с юга… Среди всеобщего смятения кабинетов Европы Россия – единственная! – твердо и энергично продолжала идти к полной победе.

В этом году Европа впервые обратила внимание на Румянцева: у России появился молодой талантливый полководец, и ему стали пророчить громкую славу в будущем. Бутурлин со своей армией так и «пробаловался» все лето с австрийцами, а корпус Румянцева отвоевывал Померанию, геройски сражался под Кольбергом. И флот и армия снова были вместе; сообща они открыли эту войну, сообща они ее закрывали.

Теперь Румянцев готовил поход своей армии на Берлин со стороны моря. Не для набега, – для утверждения в Берлине полной капитуляции. Фридрих – как опытный стратег – отлично понял это. Пришло время небывалого упадка духа. Запасшись ядом, король заперся от людей, и целых два месяца его, словно змею из норы, нельзя было выманить наружу. Пруссия обескровела, разруха и голод царствовали в ее городах и селениях. Дезертиры толпами шли к русским, прося о подданстве. Румянцев в эти дни изнемогал от наплыва солдат Фридриха, у которых были отрезаны носы и уши, – уже наказанные за побег, они бежали вторично…

Совсем неожиданно король покинул свое заточение.

– У меня болят даже волосы, – признался он. – О душе своей я молчу… Кажется, я исчерпал кладезь своего вдохновения, фортуна опять стала женщиной, капризной и подлой. Итак, решено: ради спасения остатков великого королевства я передаю престол племяннику своему – принцу Фридриху Вильгельму Гогенцоллерну.

Он даже не упомянул о «чуде», которое должно спасти Пруссию от полной гибели. Но это «чудо» действительно произошло.