Светлый фон

— Черт возьми, дорогой Блаунт, — вскричал Альсид Жоливэ, — я как раз собирался пригласить туда вас!

Вот так пара неразлучных двинулась в Китай!

Несколько дней спустя Михаил и Надя Строговы вместе с отцом Нади Василием Федоровым отправились обратно в Европу. Дорога страданий на пути в Иркутск обернулась стезею счастья по возвращении. С необычайной скоростью катили они в тех санях, что экспрессом летят по обледеневшим степям Сибири.

И все же, домчавшись до берегов Динки у поселка Бирск, они сделали остановку.

Михаил Строгов отыскал место, где они похоронили беднягу Николая. Там поставили крест, и Надя в последний раз помолилась на могиле скромного и отважного друга, которого никогда не смогут забыть.

В Омске, в маленьком домике Строговых, их ждала старая Марфа. Она горячо обняла ту, кого в душе своей уже давно называла дочерью. В этот день храбрая сибирячка вновь обрела право признать своего сына и сказать, что гордится им.

Проведя в Омске несколько дней, Михаил и Надя Строговы возвратились в Европу. После того, как Василий Федоров выбрал местом жительства Санкт-Петербург, у них не было уже причин покидать его, — кроме как для того, чтобы навещать свою старую мать.

Молодой гонец был принят царем. Государь, вручив ему Георгиевский крест, оставил служить при своей особе.

Впоследствии Михаил Строгов достиг в империи высокого положения. Но повествования заслуживала не его счастливая карьера, а история его суровых испытаний.

 

Конец второй, и последней, части

Конец второй, и последней, части

Возвращение на родину

Возвращение на родину

Возвращение на родину

Глава I

Глава I

 

Меня зовут Наталис Дельпьер. Я родился в 1761 году в деревне Гратпанш, в Пикардии[131]. Отец мой день-деньской гнул спину на пашне у маркиза[132] д’Эстреля. Мать по мере сил помогала ему, я и сестры тоже. Никакого состояния у нас не было. Не надеялись мы разбогатеть и в будущем. Кроме земледельческих забот, отец еще и пел в церковном хоре, имея мощный голос, хорошо слышный даже за пределами примыкавшего к храму кладбища. Так что он вполне мог бы стать приходским священником[133] (как у нас говорится — крестьянином, понюхавшим чернил), если бы умел хоть мало-мальски читать и писать. Единственное, что я от него унаследовал, — это громкий голос.

Недаром говорится: от трудов праведных не наживешь палат каменных.