В продолжение трех недель сделали много полезного. Дагге перевезли в дом в ручной тележке и ухаживали за ним как можно лучше.

Росвель не имел намерения перестроить корабль в прежнем виде. Он предполагал только немного поправить его надводную часть и восстановить, сколько возможно, его палубу.

К счастью, задняя часть виньярдского «Льва» была вся еще цела; доски его были очень полезны и помогли исправить заднюю часть шхуны. Но оставалась еще палуба и вся передняя часть. Воспользовались материалами различных частей обоих кораблей и успели починить палубу довольно сносно. Почти бесполезно говорить, что снег, лежавший по прибрежным утесам, скоро растаял. Все пещеры исчезли еще в первую неделю оттепели. Наконец, начали показываться тюлени, что считали хорошим признаком.

Отдаленная часть берега была уже покрыта этими животными. Увы! Этот вид уже не возбуждал более жадности в сердце охотников за тюленями. Они не думали о прибыли, но все их желания ограничивались спасением своей жизни и занятием скромного места в том обществе, в котором они были до этого пагубного путешествия.

Это вторичное появление тюленей произвело на Росвеля Гарднера большое впечатление. Его ум более и более занимался религиозными предметами, и его разговоры с Стимсоном были гораздо чаще, чем прежде, и это не потому, что его наставник в разговорах подобного рода мог открыть ему свет знания, но потому, что Росвель нашел в Стимсоне ту сильную веру, которая разрушает все сомнения.

Во время испытаний Стимсон никогда не терял бодрости.

— Мы не замерзнем, — обыкновенно говорил он, — и не умрем от голода, если на это не будет воли Божьей. Если же Бог захочет этого, так поверьте мне, друзья мои, что это послужит нашему же счастью.

Что касается Дагге, то, казалось, что он более не думал о разбитом корабле. Когда ему говорили, что тюлени опять возвратились, то его глаза сверкали и лицо выражало сильное желание, но теперь это был только отблеск некогда столь сильной страсти, отблеск, исчезавший в той ночи, сумрак которой надвигался на него.

— Как жалко, Гарднер, — говорил Дагге, — что у нас нет готового корабля, чтобы принять другой груз, в это время года можно бы наполнить огромный корабль.

— Груз у нас гораздо значительнее, нежели мы можем вынести. Нам надо оставить половину всех наших кож и весь жир. Трюм шхуны очень узок для помещения всего нашего груза. Балласт корабля я сделаю из воды и провизии, а остальное место наполню самыми лучшими из наших кож; все же другое придется бросить.

— Зачем же бросать? Оставьте здесь одного или двух человек из вашего экипажа беречь его, и по своем возвращении пошлите за ним корабль. Оставьте меня здесь, Гарднер, я готов остаться.