Лузи, сидя на корточках возле стены, видел, как царь входит в свой любимый храм – «Блистающий памятниками».
Пользуясь утренним сумраком, сириец пошел следом, сохраняя дистанцию. Когда оба окажутся в храме, Тутмоса уже ничто не спасет…
Царь задержался у барельефа с изображением Сатьи. Прежде чем снять печать с дверей, ведущих в наос, он почтил
Лузи переполняло волнение. Столько лет унижений и ненависти… Мгновение – и он смоет их кровью тирана!
И когда он уже готов был броситься на царя, залаяла собака.
Старенький Геб вцепился своими клыками убийце в ногу.
Разъяренный Лузи пнул его в живот, но пес, забыв о боли, не отпускал. Сириец как раз собирался перерезать ему глотку, когда Тутмос обернулся и увидел еще одного чужака.
Бак, как бешеный, набросился на своего бывшего господина и принялся молотить его кулаками, не обращая внимания на кинжал, разрывавший его собственную плоть.
* * *
Заботами придворного ветеринара Геб-спаситель выздоровел и, обожаемый царской семьей, проживет еще много счастливых дней… Лузи умер, ему проломили череп. Тяжело раненного Бака ждет суд, однако есть и смягчающие обстоятельства: он не открыл калитку сообщникам Лузи, и всех их задержали. А кроме того, он решил рискнуть своей жизнью, только бы спасти царя.
Основательное расследование не выявило более никаких подпольных организаций сирийцев. Под защитой Сатьи Тутмос и впредь будет проводить утренний рассветный ритуал, в благости пробуждая силы созидания – первоисточник всякой жизни.
122
122
На пятьдесят четвертом году своего царствования, в шестьдесят один год, я вижу, как вздымается в восточной части Карнака гигантский обелиск[115], символизирующий первый луч света, сотворивший этот мир. Ярчайшее украшение нового храма, он станет предметом ежедневного культа, цель коего – почтить духовное начало, присутствующее в материи. Эта громадная каменная игла пронзит небо, дабы оно одарило нас своими благодеяниями.
Последнее десятилетие не было омрачено ни единым инцидентом в сиро-палестинском регионе. Наоборот, мир упрочился, и население протектората этому очень радо. От Евфрата до Нубии – ни намека на военный конфликт, и дипломатические отношения с хаттами, ассирийцами и вавилонянами складываются прекрасно. Даже укрощенная Митанни ныне ищет моей благосклонности. Что до Египта, он располагает значительными богатствами, распределяемыми с большим тщанием.
Наконец Тот призывает меня, дабы явить двенадцатый и последний час. Тело мое поизносилось, земные дела близятся к завершению. Ни сожаления, ни ностальгии я не испытываю. Я отдавал себя целиком и не боюсь великого путешествия.