– Я тоже впервые выступаю в роли налетчика.

– Вы на санках кататься любили?

– Наверное. Не помню.

– Меня няня катала на санях до весны: я и сейчас помню, как полозья по булыжникам скрипели. Снег сойдет, а я все равно прошу на санках меня везти…

– Наверное, очень противно полозья скрипели, у меня даже мурашки по коже прошли, как представил.

– Няня пойдет на базар, а я сижу в санках у входа – лошади подъезжают, грязь, а я уставлюсь на маленький островок снега и смотрю – глаз не могу оторвать. Снег интересно проседал: вроде как человек, который сдерживается, чтоб не засмеяться; напрягается весь, а потом осядет плечами и захохочет… Снег весной – так же… Корочка льда чудом держится, под ней уж коричневый ручей протекает, а она все крепится, а после просядет, и потечет по ней ручеек, и снег станет грязным, а потом исчезнет. Ничто так безнадежно не исчезает, как снег весной…

– Это уже Островский подметил, – сказал Воронцов и, достав пачку «Иры», закурил на ветру – ловко и быстро.

– Это – первая ваша жестокость ко мне…

– Я не хотел вас обидеть. Меня всегда поражала разница в дружбе мужчин с мужчинами и женщинами…

– Мужчина не может дружить с женщиной.

– Почему?

– Белые, красные, зеленые, монархисты, анархисты, – мягко улыбнулась Анна Викторовна, – эти все договорятся, а вот мужчина и женщина никогда не поймут друг друга… А в общем, вы снова правы…

– Ну и слава богу…

– Дмитрий Юрьевич, а вам никогда не хотелось забраться куда-нибудь в глушь, построить там скит и жить…

– Одному? Или с вами?

– Со мной…

– Это не скит. Это блуд. Одному – хотелось бы.

– А отчего не уйдете?

– Боюсь. Красные утверждают, что человек – животное общественное. Я исключения не составляю. Я и сейчас порой испытываю острое желание надеть сюртук и поехать куда-нибудь в клуб; слышать там смех, голоса друзей, шутки… Мы ведь всегда бежим к чему-то неведомому, а добежав, возвращаемся снова на круги своя, и нет их слаще… Помню, в мирное время уеду на охоту, живу в шалаше, варю похлебку из уток. Счастлив, слов нет! Так день, три, неделя, а после засосет под ложечкой – в город хочу, в шум, в толчею. Вернешься, будто год не был. День, три, неделя – и думаешь, пропади ты все пропадом, ан охота кончилась, утки на яйца сели… Так вот все и упускал!

– Хорошо кухаркой быть…