– Бить будем с юга, – говорит он. – Там у них еще проволока не до конца натянута. Если брать отсюда, с центра, народу до черта положим, нельзя.

Он расстилает карту на снегу, водит пальцем по хрусткой бумаге, указывая направление ударов. Распоряжения его коротки и сухи.

– Постышев где? – спрашивает он.

– В окопах, – отвечает Гржимальский, – в снегу.

– Ясно. Пошли и мы туда, – говорит Блюхер. – Веселить надо людей, а то заснут, померзнут. Разведчики Особого амурского полка с ротой корейцев пусть сейчас же начинают продвижение вплотную к цепи заграждений. У них халаты – они должны пройти. Все. Расходимся.

Блюхер надвигает на глаза свой заячий треух, запахивает коротенький тулупчик и, забросав костер снегом, первым уходит в ночь – на передовую.

Постышев ползком добирается в отряд моряков, которые выдвинуты почти вплотную к рядам вражеской колючей проволоки.

– Замерзли? – спрашивает Постышев.

– Отогреемся, когда на проволоку.

– Как ее, сволочугу, резать?

– На зуб.

– Раскрошатся зубы, девчата любить не станут.

– Фиксы вставим.

– Заржавеют фиксы, – отвечает Постышев, – и образуется в твоем рту склад металлического лома.

– А вы как к нам добрались, товарищ комиссар?

– Пешком…

– Рост у вас приметный, а они шпарят – страх…

– Пригибаться надо, голову беречь.

– Рано еще пригибаться… Пока погодим голову гнуть. Табак остался?