2

Исаев прислушался к реву самолета, взлетевшего на Темпельхофе, и посмотрел на часы.

«Наверное, Берг, – подумал он и усмехнулся, – хм, хм… раньше это называлось „близится развязка“. Теперь я должен подготовить здесь прессу, а я смертельно устал и хочу домой, и все мне здесь осточертело, а надо улыбаться и играть мои старые игры в настоящую заинтересованность и соприсутствие в разговорах, а мне хочется забраться в Удомлю к Мишане и уснуть в стоге сена под дождем, и побыть одному, совсем одному, хотя бы дня три…»

Он сидел в «Европейском центре», в редакции, и неторопливо отхлебывал пиво из высокого стакана.

– Это интересно, но где же обещанная сенсация? – спросил Гейнц Кроне. – «Телеграф» интересуется не общими вопросами, связанными с концерном Дорнброка, а самим Дорнброком!

Исаев пожал плечами.

– Вы считаете сенсацией лишь то, что лежит на поверхности. Зря. Читатель поумнел.

– Это из области теории.

– Ладно, – согласился Исаев, – давайте перейдем к практике. Здесь, – он положил руку на металлический пенал, вынутый из редакционного досье, – ваши материалы на концерны Дорнброка. Вы хорошо знакомы с ними?

– В достаточной степени.

Исаев отрицательно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Вы не знаете своих материалов, Кроне. Давайте-ка пройдемся по ним вместе, и я выскажу вам свою версию.

– Согласен.

– Вот… Вырезка из «Ди вельт». Какой год? Мелкий шрифт, у вас глаза лучше, посмотрите, пожалуйста.

– Ноябрь тысяча девятьсот пятьдесят пятого.

– Читаем: «Событием последней недели было появление в художественном салоне доктора Шерера председателя совета директоров концерна „Дорнброк К. Г.“ г-на Бауэра с его очаровательной женой Анабеллой, получившей только что серебряную ракетку в связи с ее успешными выступлениями на теннисных кортах Великобритании.

Госпожа Бауэр покорила гостей художественного салона д-ра Шерера рефератом о новых тенденциях в мире живописи.

Господин Бауэр сказал – после того, как утихли аплодисменты ценителей и владельцев картинного бизнеса, – что все его «успехи в работе невозможны без Анабеллы, она – мой добрый гений».

– Ну и что? – спросил Кроне.