– Делать Табити я не начинал, – ответил Лог. – Глине надо отлежаться, тогда она натянет в себя крепость. Делать сейчас – до весны рассыплется. А это… Не надо смотреть, старейшина!

Но Скил уже снял тряпку, нагнулся, разглядывая, тут же выпрямился, изумленный, вприщур посмотрел на Лога. Под холстом вместо символической фигуры женщины, олицетворяющей небесную богиню Табити – хранительницу скифских очагов, глиняную статую которой каждую весну водружали на кургане, чтобы она, вышедшая из земли, вновь ушла в нее, пробудив землю к новой жизни, – вместо нее на Скила глядела Ола. Сходство было велико. Скил не удержался – скользнул по изваянию пальцем.

– Она разве богиня? – спросил он, глядя на палец. – Разве ты не знаешь, что мы не эллины и не выставляем своих вторых голов на посмешище?

– Знаю, – ответил Лог. – Но я жалею, что не могу высечь ее из белого камня – мрамора. Как умеют эллины.

Долго и молча стоял старейшина перед бюстом Олы. Какие мысли бродили в его голове, по лицу прочесть было нельзя. Лог топтался поодаль, ждал, что будет. Наконец Скил глухо произнес:

– Не подобает занимать место богов. Это опасно. Убери.

Сказано было таким тоном, что Лог не медля взял молоток и направился к бюсту.

– Не сейчас! – бросил Скил. – Когда будешь один. По мне пусть бы стояла хоть в кузне, хоть у царского шатра. Беда, что люди не поймут. Агай первым разъярится. Бери стрелы и лук. Покажешь владыке.

Он тяжело развернул свое широкое тело к выходу.

– Старейшина! – окликнул его Лог.

Скил обернулся. Мастер был бледен, голос его осекался. Он все еще стоял с молотком в руках. Скил дал ему знак бросить молоток и взять лук. Мастер взял, как во сне, подошел к нему.

– Как живая! – Скил ткнул пальцем в сторону бюста. – Зачем же сразу ломать? Спрячь и работай тайно. А белый камень – мрамор… есть неподалеку.

Мастер глядел на него изумленно. Скил пожевал ус и, что-то вспомнив, подтолкнул Лога к выходу.

– Идем скорее, надо успеть проводить царевну. Владыка отправляет ее на Борисфен к порогам. Скоро тут будет опасно.

– Старейшина! – воскликнул Лог. – Ответствуй! Слова твои добрые, идут от сердца ли? Один я в мыслях своих, и не на кого опереться. Добрым ли занимаюсь и нужным ли?

– Я тоже один остался с мыслями своими, – строго ответил старейшина и замолк.

Только когда сели на коней и выехали в улицу, Скил хорошо улыбнулся, хлопнул мастера по спине.

– Нужным и добрым ты занимаешься. Стой на том, не ломайся.

И страшно гикнул, посылая коня в намет.

Все было готово к отъезду дочери Агая. Несколько повозок ждали у шатра, нагруженные богатым скарбом царевны. Сама она находилась в кибитке, установленной на шестиколесной телеге. Сопровождали ее служанка, повар и конюший. Сотня всадников сидела на крепких конях – личный конвой Олы.