Светлый фон

– О, великая государыня! – воскликнула Зораида, – ты милостива и благосклонна ко мне, своей бедной пленнице, и, тем не менее, мое счастье не может расцвести под солнечным светом твоего взора; моя жизнь принадлежит тебе, ты можешь взять ее, если тебе будет угодно, но мое повиновение принадлежит моему отцу; ему принадлежит решающая власть над моим сердцем, над моей любовью и счастьем, он – для меня наместник Божий на земле, и я могу принадлежать лишь тому мужу, которого он даст мне.

– Я приказала научить тебя христианской вере, – сказала Екатерина Алексеевна, – ты говорила мне, что твоя душа склонна к учению евангелия, и ты намеревалась возвратиться к своему отцу, возвратиться под господство веры, которая унижает женщину до положения рабыни, в то время как здесь тебя манит величайшее счастье любви?

– Могу ли я иначе? – сказала Зораида, скрещивая руки на груди и смотря глубоко печальным взором на Николая Сергеевича, – могу ли я иначе? Разве мой отец в течение всей моей жизни давал мне что-либо иное, кроме любви? Разве я не была бы недостойна солнечного света, если бы отвернулась от него к врагам его народа, к врагам нашей страны?

– А что я представляю для тебя, Зораида? – с горечью воскликнул Николай Сергеевич.

– Ты – счастье моей жизни, о котором я с болью и тоской буду помнить, пока будет длиться моя жизнь. Но священный завет Божий, которому ваш Пророк учит так же, как и мой, приказывает мне, прежде всего, повиноваться своему отцу и отплатить ему за ту любовь, которою он озарил мое детство.

Императрица любовно взглянула на молодую девушку, а затем спросила:

– А ты, Николай? Не изменишь ли ты ей, не забудешь ли ее среди дам моего двора, выбор которых открыт для твоего сердца?

– Забыть ее! – воскликнул Николай Сергеевич, – никогда, никогда! И если она отвергнет меня, то жизнь для меня не будет иметь уже никакой цены; я похороню себя в монастырском уединении или – еще лучше – отправлюсь туда, где наши войска стоят на поле брани, и буду молить Бога о том, чтобы Он послал мне смерть! Но невозможно, немыслимо, чтобы Зораида могла отвернуться от меня! – воскликнул он с робко умоляющим взором. – Это невозможно! Ведь она знает, что я должен буду умереть. У ее отца все, что может предоставить в жизни власть и господство, у меня же нет ничего, кроме моей любви.

Зораида потупила свой взор пред его умоляющим взглядом, ничего не ответила, но только печально покачала головой.

– Ты права, мое дитя, – сказала императрица, – и христианские заповеди велят любить родителей и повиноваться им. Твой отец, должно быть, – благородный человек, если он воспитал в тебе подобную любовь и подобное повиновение, но именно поэтому он не поставит препятствий твоему счастью… Послушай меня, – сказала она, притягивая к себе Зораиду, – твой отец знает, что ты принадлежишь мне по праву войны, что я могу распоряжаться над тобою, могла бы принудить тебя повиноваться моей воле. Но я пошлю ему посла; я прикажу моему генералу вести с ним переговоры и спросить его согласие на то, чтобы ты могла отдать моему Николаю свою руку. Слова императрицы не останутся без отклика у твоего отца и, разумеется, он предпочтет увидеть свою дочь возведенной в среду первых дам моей империи, хотя я могла бы унизить ее до положения моей служанки. Ты знаешь своего отца; его гордость и любовь к своему ребенку конечно должны побудить его исполнить просьбу, с которой обращается нему повелительница России.