Светлый фон

Джим дал Марии попить воды. Приложил влажную тряпку ко лбу, обмахивая огромным опахалом. Он явно знал внутреннее состояние девушки. Он и сам ни раз проходил через повторяющиеся ошибки своего разума. Который постоянно стремиться вернуть все на исходную дистанцию познания, обрекая на неведение. Он так же знал, что это защитная функция организма. Разум боялся перегрева всех систем и намеренно заставлял охлаждаться забытьем вновь постигнутого. И вся вина была не в самой информации, а в степени легкости восприятия.

– Вот почему многим людям требуются годы, чтобы осознать, что они те, кем являются на самом деле. – Поспешил он успокоить Марию. – Вы сильная, много уже прошли. Многое познали. Но до сих пор, любая информация, которая приходит извне для Вашего развития, переворачивает Ваше мышление на триста шестьдесят градусов, причем по несколько оборотов за одну секунду, что говорит о нестабильности Вашей внутренней силы, которая должна воспринимать все вокруг, не затрагивая психические процессы. Вы должны быть не как губка не способная выжать сама себя, а как автономный фильтр, способный пропускать через себя, анализируя, но не задерживая. Это и есть четкая и безошибочная работа сознания. Конструктор является лишь в том случае талантливым специалистом, если он берет контуры из внешнего, а конструирует исходя из непоколебимых личных фантазий.

Проводник замолчал и сладко улыбнулся. Он понимал, что Мария сейчас на очередном распутье своего пути. И ей обязательно необходимо отдохнуть. Отвлечься.

Девушку проводили в небольшую хижину, которая продувалась со всех сторон постоянным потоком теплого и приятного ветра. Кроме огромной кровати, внутри небольшой комнаты не было ничего. Но ее размер впечатлял. А как она была застелена, восхищало еще больше. Толстая перина закрывалась чем-то воздушным и пуховым. Сверху этого были постелены простынь и одеяло. Множество подушек разбросали небрежно по всей площади кровати, но это читалось с некой свободной харизмой художника. Мария поняла, что это хижина для гостей, так как она была пропитана ласковым гостеприимством и роскошным минимализмом для этих мест. Рядом с кроватью стоял стул из прутьев, сплетенный странным и непостижимым образом. Концов прутьев не было видно, все являлось продолжением всего. Причем сами узлы плетения постоянно разнились своим отличием. Геометрия их постоянно плясала и уходила от начальной прогрессии. Сиденье покрывалось самодельной подушкой, связанной из разных кусочков ткани. Только смотрелось это рукоделие, как выставочный образец. На противоположной стороне стоял небольшой комод. Складывалось впечатление, что он был из цельного куска гранита. Причем, когда Мария потрогала его рукой, он отражал каменный холод. На комоде расположилось множество кувшинов. Не было угощений, но зато питья было в изобилие. Девушка попробовала все. В одном из них была вода, невероятно легкая по вкусовому восприятию, скорее всего даже сладкая на ощущение и нежная в усвоении. В другом был разлит чай, терпкий и заставляющий проснуться все тело. В следующем была фруктовая смесь, с кусочками свежих плодов. Микс таял уже на кончике языка, а внутрь стекал незаметно, волнуя рецепторы удовольствия. Самый последний кувшин был мал и невзрачен. Он таил в себе зеленую жидкость, похожую на киви по вкусу. Единственное отличие – это его послевкусие. Сильная и колющая горечь, тут же начала обволакивать все внутреннее пространство гортани. Затем наступило онемение, необычно стремительное и пугающее.