Мы меняем маршрут, но меня это не заботит. Всю дорогу я еду последним и просто покорно повторяю, что требуется…

Услышав на улице хлопок, сбавляю скорость, открываю окно. Вслушиваюсь, но звук не повторяется.

Зашипела рация, голос Олега звучит взволнованно:

– Ребята! Кажется, выстрелы. Кто-то слышал?

Я беру аппарат, нажимаю кнопку:

– Приём. Что-то слышал.

Бах!

Бах!

Два ружейных подряд…

Следом короткая очередь из автомата.

Нарастает тревога.

– Олег! Видишь что-то?

Не отвечает. Его машина заметно ускорилась, и я давлю на газ, чтобы не остаться позади.

До дома остаётся меньше трёх кварталов, когда я вижу в кустах засаду.

Больных не больше десяти и, пригнувшись к земле, они жмутся в траву, надеясь остаться незамеченными. Проезжаю мимо дома с заваленным забором, краем глаза замечаю во дворе суету. Несколько десятков обжор, замерев на месте, с любопытством провожают меня взглядом.

Машина впереди останавливается. Я подъезжаю сбоку и показываю Грише, чтобы открыл окно:

– Понимаешь, что происходит?

Резкий удар в стекло заставляет меня подпрыгнуть на сидении.

Правой рукой хватаю автомат, вижу перекошенное лицо обжоры. Бьется головой в окно, не может сообразить, что вцепиться в меня не получится.

Левой рукой щупаю кнопки открывания окон, истерично рву их кверху. Моторчики жужжат, стёкла и так закрыты до предела. Обжора бьет снова и снова, на окне начинают оставаться кровавые следы. Кожа на лысом черепе морщится от натуги, он скалит белые, обломанные зубы, напоминающие из-за неровности клыки хищника.