— Доблестные воины, — провозгласил лорд–канцлер, — мы собрали вас здесь для того, чтобы поделиться с вами знанием, недоступным простому мирянину. Мы, смиренные посланцы Господа нашего Иисуса Христа, поклялись хранить его в тайне любой ценой. Среди нас, мои добрые друзья, объявился сaм дьявол.

Уолси снял покрывало с серебряного блюда. На нем лежали белая головка чеснока и серебряный нож. Кардинал разделил чеснок на дольки и надрезал каждую ножом. Резкий запах ударил Майклу в ноздри, и молодой человек ощутил, как желудок рванулся к горлу. Нож сверкнул в руках кардинала; из пореза на его пальце выступила кровь.

Майкл ощутил себя гончей, учуявшей запах раненой дичи; внезапно проснувшийся в нем инстинкт казался почти непреодолимым.

Кардинал Уолси выдавил кровь из пальца, орошая ею дольки отвратительно смердящего чеснока.

— Мои храбрые воины, сейчас вы принесете мне клятву верности и дадите обет хранить молчание.

Часовня поплыла у Майкла перед глазами, отвращение и желание убивать слились воедино, и он затуманенным взором увидел, как итальянские офицеры взяли с тарелки по дольке окропленного кровью чеснока и молча проглотили их. Английские йомены последовали их примеру. Наступила очередь Майкла; глаза всех присутствующих были устремлены на него.

И тут он внезапно осознал истинную цель этого ритуала. Кардиналы и офицеры сейчас поймут, кем он является на самом деле, даже если и не знали этого ранее. Пот выступил на лбу Майкла, но молодой человек все равно попытался скрыть свое волнение. Вид омерзительно пахнущего чеснока и кардинальской крови, капающей из пореза на серебряный поднос, сводили его с ума. Протянув руку, молодой человек взял дольку чеснока и положил ее в рот. Ему стоило невероятных усилий проглотить эту гадость. Пожалуй, сразиться одному с десятью рыцарями в полном вооружении было бы легче. Желудок его взбунтовался. Голова у Майкла закружилась, в висках зашумела кровь, и его едва не стошнило. Глаза жгло, как огнем, зубы удлинялись… Он превращался в монстра!

В желудке у него клокотало и бурлило, как в недрах Везувия. Неужели они отравили его? Боль стучалась во все уголки его тела, лишая сил и обжигая внутренности. Ах, если бы он мог отлучиться под благовидным предлогом хотя бы на мгновение, чтобы потушить пылавший внутри пожар глотком чудодейственного снадобья из своей бутылочки… Но нет, они догадаются обо всем в ту же секунду! Они сожгут его живьем! Тело его, терзаемое невыносимой болью, взорвалось неслышным воплем — и в то же самое мгновение неприятные ощущения ослабели, а потом и вовсе исчезли. Майкл всем своим смятенным существом ощутил во владениях кардинала присутствие какой–то невидимой, могучей, но дружественной ему силы, с мистической легкостью усмирившей разбушевавшиеся в нем инстинкты.