Я не выношу женского плача. Милдрит очень страдала от моего решения и пребывала в растерянности, а я в ответ на нее злился – и мы рычали друг на друга, как дикие коты, а дождь все лил и лил. Я ярился, словно зверь в клетке, желая, чтобы Альфред и Гутрум поскорей закончили свою болтовню, потому что все знали: Альфред позволит Гутруму уйти. А как только тот покинет Эксанкестер, я смогу присоединиться к датчанам. И не важно, пойдет со мной Милдрит или не пойдет, только бы сын, носивший мое имя, был со мной.

Время шло. Днем я охотился, а ночью пил и мечтал о мести. И вот однажды вечером, вернувшись домой, я обнаружил, что меня ждет отец Виллибальд. Виллибальд был хорошим человеком, он служил капелланом на флоте Альфреда в ту пору, когда я командовал этими двенадцатью кораблями. Как выяснилось, теперь он возвращался в Гемптон, но по дороге заглянул к нам, поскольку подумал, что мне интересно узнать, чем закончились долгие переговоры между Альфредом и Гутрумом.

– Заключен мир, господин, – сказал он. – Слава богу, заключен мир.

– Слава богу, – эхом откликнулась Милдрит.

Я молча вытирал кровь кабана с наконечника охотничьего копья и думал, что теперь Рагнара точно отпустят и я смогу к нему присоединиться.

– Вчера договор был скреплен торжественными клятвами, – продолжал Виллибальд, – и теперь наступил мир.

– Они давали друг другу торжественные клятвы и в прошлом году, – хмуро проговорил я.

Альфред и Гутрум заключили мир в Верхаме, но Гутрум нарушил договор и убил заложников. Одиннадцать из двенадцати заложников тогда погибли, и только я выжил благодаря Рагнару, который меня защитил.

– Итак, на чем же они порешили? – спросил я.

– Датчане отдадут всех своих коней, – ответил Виллибальд, – и пешком вернутся в Мерсию.

«Вот и хорошо, – подумал я, – потому что туда-то я и отправлюсь».

Но вслух, разумеется, ничего не сказал, только позлословил насчет того, что Альфред позволил датчанам уйти.

– Почему он не сражался с ними? – спросил я.

– Потому что их слишком много, господин. И в бою погибло бы слишком много народу с обеих сторон.

– Альфред вполне мог бы убить всех своих врагов.

– Мир лучше войны, – возразил Виллибальд.

– Аминь, – заключила Милдрит.

Я принялся точить наконечник копья, проводя по нему точильным камнем. Мне казалось, что Альфред проявил неуместное благодушие. Гутрум, в конце концов, был единственным оставшимся в живых вождем датчан, и он попал в ловушку. Окажись я на месте Альфреда, то не заключал бы никаких договоров. Только осада, которая закончилась бы тем, что власть датчан в Южной Англии оказалась бы сломлена. А вместо этого Гутруму разрешили оставить Эксанкестер.