Конечно, дожидаться пока я смогу сопротивляться капитан не стал. Он достал из кармана блестящие хромом наручники, быстро защелкнул их у меня на запястьях. Легко поднял меня, настолько легко, будто и не был я существом из плоти и крови, отнес к кровати, бросил на жесткую постель. Я хотел заговорить, но язык, казалось, распух и занял все свободное пространство полости рта.

Оказалось, у капитана все было продумало заранее. А он подготовился! Секунда и откуда-то из-под койки извлечена длинная тонкая цепь. Щелчок и один ее конец закреплен на стальной ножке, второй пристегнут к цепочке моих наручников.

Оценив надежность конструкции, он медленно кивнул. Некоторое время с сомнением смотрел на меня, на цепь, снова на меня, но быстро убедился в том, что и так было понятно – я далеко не атлет, с цепью мне не справиться.

– Вот и ладно, увы, придется посидеть тебе на привязи, но это только до тех пор, пока не представится возможность передать тебя полиции. Без обид. Ты сам понимаешь, свобода не для тебя, – в это мгновение тусклая лампочка, освещавшая помещение медленно погасла. Почти сразу разгорелась снова, только светила еще более тускло. – За качество освещения, да и за скорость хода сам знаешь, кого следует благодарить. Тут я ничего не изменю, долго тебе придется ждать правосудия!

Он вышел. На мгновение свет, наполняющий комнату, вырвался в коридор, осветил лицо Даши. Надо же, а она изменилась! Ее глаза опухли от слез, плечи опустились. Она что-то говорила, ее губы шевелись, только слов слышно не было. Пожалуй, можно было попытаться и мне что-то сказать, но что, да и как!

Время стремительно мчалось вперед. Прошло два дня, может, три, учет времени меня ничуть не занимал. Кое-как я приловчился жить на цепи. Странное дело, но мыслей о побеге не было. Привык? Не знаю. Возможно. А может, это косвенное признание своей вины? Тоже не скажу. Не знаю я этого, да и никто не знает. Скорее всего, просто смирился, собаки на цепи они также смиряются…

В очередной раз мне принесли еду. Как и раньше это делал сам капитан. Изредка мне удавалось увидеть за его спиной девушку, но она не входила и не пыталась со мной заговорить. Боялась меня, боялась отца, или просто выполняла данное ему обещание?

В то время я лежал на койке. Лежал и равнодушно разглядывал блестящие украшения, сковавшие мои руки. Капитан, глядя исключительно прямо перед собой, прошел по комнате, подошел к столу, поставил поднос. Повернулся спиной, остановился и вдруг что-то сказал. Не могу вспомнить, что именно. Забыл, или вычеркнул из памяти – неважно. Одно точно, он сказал что-то очень обидное, что-то, что я услышал, и что буквально взбесило меня.