Они поднялись по ступеням, прошли высокий нарфекс и толкнули среднюю из трех сверкавших металлом дверей, над которыми виднелся несогласованно начертанный Образ. Вседержитель восседал на троне, спинка которого была усеяна рубинами и увенчана двумя коронами. Золотой венец, разделенный крестом, обрамлял Его лик. Ноги Его покоились на скамье, одна рука поддерживала на коленях Евангелие, другая поднялась в двуперстном знамении, сложив указательный палец с большим и пригнув мизинец. По бокам его в золотых венцах сияли два Пречистых лика с отверстыми, чистыми очами. За дверью Управду и Гараиви овеяло сильное дуновение воздуха, струившегося из глубины, освещенной множеством висевших лампад и паникадил, которые прикреплены были на углах колонн, окаймлявших поперечные галереи, утопавшие в сумерках. Склонив голову, сложив руки на груди, дитя быстро направилось в глубину храма, казавшуюся еще необъятнее от исполинского изображения Девы Богоматери. Величественная Панагия эта была расцвечена красками, глава Богоматери в золотом венце касалась беспредельности свода, одежда у запястий и на коленях украшена была крестами и ниспадала от прямой шеи до ног, покрывая выпуклые груди. Руки Ее простирались до краев свода – туда, где виднелись стекла дугообразных окон, за которыми расстилалось синее небо в наряде мерцавших звезд.

Они находились на середине, там, где на четырех четырехугольных колоннах покоился круглый свод. Он господствовал над храмом, сияя, а под ним простиралась цепь колонн, на которых висели светильни. Четыре огромных ангела изображены были на покатых закруглениях свода. Крылья их отливали сумеречнофиолетовым оттенком, устремлялись ввысь простертые руки. Волнистая одежда покрывала гибкий стан, трубы были вложены в уста, а до плеч с голов в лучистых венцах ниспадали волны кудрей. Создавалось впечатление, что они реют в бледном сиянии целомудренного света Луны, которое озаряло храм, населенный писаными ликами и мозаиками, казалось, завладевшими им всецело.

Арки всех четырех кораблей, расположенных в виде радиусов от середины, усеяны были равносторонними крестами, и лики Иисуса Христа изображены были над карнизом обеих крытых галерей, утопавших в пустоте. Склонив глаза долу, созерцали они остроконечные свои бороды; возле них в лучистом ореоле виднелись лики святых, некоторые из них в сопровождении священных животных: павлины сидели на колесах, голуби клевали виноград, сыпавшийся с ветвей, и нежно блеяли многорунные овцы.

Послышались шаги, кто–то шел им навстречу, волоча плоские сандалии, и свеча в его руке бросала колеблющиеся отблески. Странно, но он, казалось, смеялся. Открытый рот выделялся на его грубом рыжебородом лице, и он щелкал оскаленными зубами. Рыжая борода поднималась и опускалась согласно движениям щелкавших зубов. Четырехугольная скуфья, под которую он подобрал волосы, покрывала его голову. Он был облачен в простую священническую рясу, открытую на груди и с крестами, вытканными на подоле. Провожая Управду и Гараиви, он рассказывал: