– К чему эта радость? Приснодева и Иисус могут разгневаться на нас за то, что мы смеемся, когда Византия погружена в скорбь, когда Голубые готовятся затопить все в крови, чтобы помешать Зеленым вознести Управду в Великий Дворец, когда ныне властвующий Самодержец ослепит, конечно, всех, кто попадет в руки его воинов, Спафариев, Схолариев, Экскубиторов, людей Аритмоса, Варанги, Миртаитов, Буккелариев, Маглабитов и Кандидатов!..

О последних она упомянула с великим страхом, и в воображении ее мелькнул силуэт Дигениса, известного всей Византии.

– Кандидатов, над которыми начальствует Дигенис, по слухам такой же скопец, как и Патриарх, – и в этом причина ненависти обоих их к иконам – Дигенис, который истязает православных, хоронит их живыми, отсекает им головы, или обрекает мукам в тысячу раз горшим смерти, как случилось это с Сепеосом и Гараиви.

Слушая ее, Склерос прилежно крестился пальцами указательным и большим. Но, по–видимому, его не волновал трагизм этих картин будущего, и он снова засмеялся, и снова заходила вверх и вниз под щелканье зубов его сверкающая борода. Когда заплясал вокруг него один из детей, он проговорил:

– Теос воздвиг Святую Пречистую на прочных устоях учения о Добре и не поколебать ее смертным Базилевсам. Сила Всевышнего за игумена Гибреаса, особливо – если игумену удастся укрепить огонь свой громом. Если он решил, чтобы Управда выступил в Византии для борьбы за Восточную Империю, то, значит, уверен в победе как Зеленых, ныне многочисленных, так и православных, которых нисколько не страшат гонения иконоборцев.

И он удалился, знаком запретив детям следовать за ним, посылая им поцелуи в ответ на их крики: «Останься, останься, отец Склерос!»

И они во весь голос хохотали на забавный оттенок досады, плохо вязавшийся с его широким лицом и рыжей бородой. И над всеми заливался дискант Зосимы, несмотря на увещания Склерены:

– Тише, или я отниму у вас вяленую рыбу и сушеный перец; отдам это Богомерзкому и позову великого Папия Дигениса, и его Кандидаты поразят вас!

Оставшись одна, она сидела, погруженная в раздумье. Настолько развитая, чтобы присмотреться к событиям, она не расставалась с едким сознанием смутных опасностей, которые грозят Управде, Гибреасу, Зеленым, Святой Пречистой, словом, всем! В чисто эгоистическом предвидении, ей казалось, что слишком могуч Константин V, слишком прочен Великий Дворец, слишком крута Кафизма, и главное, слишком вглубь пустила свои корни Святая Премудрость, срединный купол которой виднелся вдали, окруженный восемью меньшими, подобными чешуйчатым щитам чудовищного животного. Уже целые века более или менее открыто борется с ней Святая Пречистая. Пусть занимает она первое место в сознании божественном, в верховной справедливости Теоса, Сына Его и Богоматери, восседающих на золотых престолах в прозрачной синеве небес. Но что ж из того, – никогда еще не побеждала она! Уже целые века игумены с сияющим взором, печальным голосом и мужественно мятежной речью во имя Добра враждебного Злу, во имя жизни, попирающей смерть, не страшатся возбуждать народ против установленных властей, вооружать Зеленых против Голубых, вливать в души грозный гнев, не раз прорывавшийся в восстаниях. Подобно Гибреасу, стремящемуся усилить громом свой огонь, пытались они найти новые, неизведанные средства победы. Тщетные, незрелые попытки! Базилевсы неизменно пребывали нечестивыми и порочными – Патриархи.