Восседая на куче арбузов, Сабаттий выкрикивал, не обращая внимания на горячо палившее солнце. Плененные видом арбузов многие византийцы жадно расхватывали их, пряча в складки своих одежд или в обеих руках держа по арбузу за коротенькие хвостики. Другие поедали арбузы на месте, прижав к груди, и словно в прохладную ванну погружали свои лица в их чаши. Бросали наземь корки, подернутые мякотью, и вскоре разлились целые лужи арбузных остатков, в которых скользили люди, в отчаянии цеплявшиеся руками, ища опоры. Спины сталкивались и досадно оборачивались, задетые растерянными руками. Торжествующе собирал Сабаттий в деревянную чашку мелкие монеты. Он уже воображал себя обладателем мешков золота и сундуков с драгоценностями, звенящего достояния, которое сделает его богачом. Исполинское жевание доносилось до него, резко хрустели работавшие зубы, и слышалась оглушительная отрыжка. Не прерывалось жадное поедание арбузов.

К полудню начался приток византиек. В сопровождении евнухов, во множестве шествовали они медленно – некоторые в черном – с корзинами, плетеными или из пальмового волокна. Одни были в одеждах совершенно голубых, с зелеными или красными украшениями, в четырехгранных головных уборах, из–под которых толстые косы ниспадали на спину до пояса. Другие – армянки, с лицом в черной власяной маске, открывавшей лишь лучистое пламя черных глаз. Уроженки Тавриды, фракийки, тонкие сицильянки – в красных туниках поверх развевающихся роб, стянутых на высоте грудей, в нагрудниках, изображающих гигантских кузнечиков. Руки их от плеч до кисти перевиты были конопляною тесьмой, а волосы спрятаны в продолговатые сетки, ниспадавшие до зеленой ткани, ровно облегавшей тело. Подле македонянок, обутых в опашни, выступали белые далматинки в коротких полукафтаньях, осыпанных серебряными блестками, в куполах из ткани, покрывавших волосы подобно митрам! И много других: смесь племен – гуннийки, финикиянки, капподокийки, фригиянки, уроженки Кирен – с татуированным лбом или печатью багрового рубца на щеках, эллинки и бледные славянки явным зовом плоти, трепетно отраженного во всем облике их и даже в мужественно очерченных носах, которыми они фыркали, страстно раздувая ноздри. Они подходили, нагруженные припасами, которые несли в руках или на голове. Мельком взглядывали на товары, о которых выкрикивали во все горло продавцы, а над ними обрисовывались в воздухе головы верблюдов, которые все так же улыбались.

Сабаттий продал им множество арбузов, и они уносили зеленые шары на груди или подмышкой. Ели их дорогой, погружая свои розовые десны в розовую мякоть плода. Он ликовал. Сбывался расчет его, и тень презрения пробегала даже по его безумному лицу, когда с мясного или рыбного рынков проходили Зеленый, Голубой, Воин, Сановник. Что такое Зеленый? Или Голубой? Сущее ничто. Несовершенные твари, создания, одушевленные роковой ненавистью, мешающей им достичь богатства, которое добудет он своими арбузами. А воины Константина V, Сановники Константина V, среди которых многие – скопцы? Что они, как не слуги плохо оплачиваемые, рабы, над которыми висит бич властелина, никогда не расстающегося с ревнивыми опасениями заговоров! В богатстве, спокойствии лучше заживет он, лучше оденется, облечется в далматику краше той, что носил Гараиви, когда еще не отсекали ему носа и ушей. О, да, какое дело ему до иконоборчества, до борьбы Святой Пречистой со Святой Премудростью, ныне достигшей наибольшей остроты? Ничуть не тревожило это Сабаттия, который мнил себя выше всех в своем сознании безумца с заостренным черепом. И теперь жаждал, в свою очередь, властвовать, наслаждаться, предаваться обжорству, одеваться в роскошные одежды.