Все устремились затем в другое крыло дворца, откуда под потоками солнца зеленел в окна сад, трепещущий сияньем, лазурными тенями. Повернув к Кандидатам качающуюся голову, Дигенис открыл рот, показывая гнилые зубы:

– Кандидаты! Кандидаты! Слепцы ускользают от нас, но не надолго им удастся скрыться. Не избежать им кары. Мы убьем Аргирия, замучим Критолая. Размозжим Иоанникия, и ваши секиры рассекут, словно сухое дерево, Никомаха и Асбеста. И, чтобы погиб зародыш Управды, вскроем чрево Евстахии. И на престол Византийский не воссядут племена славянское и эллинское вместо племени славного Константина V, который крови исаврийской, подобно вам!

Звенел топот их бронзовых ступней, ног, обвитых железом. Нигде ни признаков слепцов. Новые залы, новые лестницы и, наконец, спуск, ведущий к срамным службам. Завизжал Дигенис:

– Кандидаты! Кандидаты! Воистину укрылись здесь слепцы, и где же их найти иначе? Обыскивайте!

Ройтесь! Знайте, что своей властью Великого Папия я прикажу обезглавить, задушить, перепилить живым того из вас, кто откажется искать слепцов в их зловонных извержениях!

Зажимая нос, он пропустил их перед собой, грозя серебряным ключом. Нагнувшись, исчезли они в узком отверстии. Оружие грязнилось о стены, увлажненные смрадной слизью. Один из Кандидатов вдруг вскрикнул, и в ответ послышались стенания слепцов, утопавшими по пояс в смердящих извержениях, куда они бросились одни без провожатого, услышав грохот ломаемых дверей, вторжение Кандидатов, дребезжащий голос Дигениса.

– Кандидаты! Кандидаты! Пытайте их, чтоб они выдали материнство Евстахии. Хоть и слепцы они, но все же о нем знают. Мы вскроем чрево эллинки, исторгнем росток, который, без сомнения, привил ей славянин Управда.

Он приказал увести старцев из гнилостного убежища. И, схватив за горло, Кандидаты чуть не задушили их, волоча к порогу сада.

Увы! – не увидеть им переливчатой красоты растений, сферических сияний, упадающих на блистающие сикоморы, платаны, смоковницы, акации, кипарисы, пинии и тамаринды, – не увидеть многообразия листвы, переплетающихся кирказонов плюща, гордовин, кровавых олеандр, алеющих в конце тропинок, не увидеть лазурных перспектив, лучистых отсветов, всего богатства сада. В истомленном запустении покинутый на дикий произвол природы, изборожденный их хилыми ногами, питавший их с давних пор своими ароматами, он все же услаждал им жизнь, каждодневно бодрил их хотя бы крупицей новой силы. Они не стенали, не сетовали, не осыпали друг друга пинками, не укоряли в происках стяжания державной власти, но безмолвные, придавленные трепетали под кулаками Кандидатов и вскоре поникли ниц, припав лицом к порогу розовой площадки, обагрившейся каплями их крови.