Как он и обещал, на нитях появилось флуоресцирующе-зеленое пятно, которое через несколько минут стало желтым, а затем фиолетовым, как синяк. Данный краситель является естественным светочувствительным соединением: фиолетовый цвет появляется в результате реакции на солнечный свет, в противном случае остается зеленым. Любопытно думать, что это природное химическое соединение могло, если бы кто-нибудь нашел способ его фиксировать, быть использовано для создания первых в мире фотографий. Мы могли бы унаследовать созданные этим органическим красителем древние фотоизображения ацтекских ритуалов или тысячелетние детские фотографии, все сумасшедше-галлюциногенно-контрастные. На мгновение, когда я фотографировала Сантьяго, счастливо держащего маленькую раковину, я представила, что изображение проявилось как фиолетовое пятно с лимонно-зелеными пятнышками там, где лежали тени.

С наших каменных укреплений мы могли видеть человека с трубкой, который далеко внизу, в море, нырял, оставаясь, казалось, целую вечность под водой. Это произвело на меня такое сильное впечатление, что я засекла время: каждый раз в среднем он находился под водой больше девяноста секунд. Мне нравилось думать, что он ловит жемчуг, следуя традициям своих предков, хотя Фабиан был менее романтичен и полагал, что тот, вероятнее всего, собирает омаров. Если бы человек поднял голову и заметил нас сквозь свою туманную маску, мы, должно быть, тоже показались бы ему любопытным зрелищем: четверо мальчиков, мужчина и две светловолосые женщины отделились от колючих камней, а затем отступили назад, чтобы коснуться кусочка белой ваты маленькой раковиной; затем снова отошли назад. Иногда нас окатывала волна, и мы вытирали влагу с лица, как будто слезы.

Мы растянулись цепочкой вдоль скал, наслаждаясь триумфом, поскольку нашли особенно впечатляющий экземпляр Purpura pansa, который пришлось подергать, пока это существо не покинуло свою солнечную ванну с неохотным чавканьем. Мы подули на него, а затем с интересом наблюдали, как нитки меняют цвет. Я хотела взять одну – только одну! – раковину домой для коллекции. «Вот одна, – сказал Сантьяго, наугад показывая пальцем. – Ты можешь положить его обратно или взять с собой». «Положу его обратно», – сказала я, думая с жадностью, что это не самый большой экземпляр. «Правильно, оставь его, пусть проживет еще один день, – одобрительно ответил Сантьяго. – Караколы священны: мы считаем, что убивать их – дурная примета». В тот день мне так везло, что я не захотела рисковать. Я оставила их всех.